Книга ‘Обоснование научной теории‘ вышла в 1991 году. Она состоит из двух частей — в первой Печенкин анализирует вопрос обоснования знания и предлагает свое решение, во второй этот вопрос рассматривается на примере квантовой механики. В 2022 году вышло второе издание под названием ‘Математическое обоснование квантовой механики с философской точки зрения‘; по всей видимости было решено связать название книги со второй частью.
В этой заметке я остановлюсь на рассмотрении ‘классического идеала науки как обоснованного знания’, который в книге Печенкина связывается с фундаментализмом (foundationalism, построение знания на надежном фундаменте) и противопоставляется антифундаментализму, представители которого с точки зрения Печенкина отказываются от этого идеала.
По-моему, рассмотрение такого вопроса упирается в пластичность терминов ‘наука’ и ‘знание’, что в определенной степени можно увидеть из рассмотрения Печенкина. Я ограничусь цитатами из книги — развитие идей по обоснованию знания в исторической перспективе, а затем идея Печенкина по обоснованию знания. Конечно, цитаты выборочные, но для полного понимания позиции Печенкина в любом случае следует смотреть книгу. После выборочных цитат выскажу свои впечатления от первой части книги Печенкина.
- Обоснование знания в интерпретации философов-классиков
- Проблема обоснования знания в современной философии
- Попытка неклассической трактовки обоснования знания
Цитаты из первой главы ‘Обоснование знания в интерпретации философов-классиков‘.
‘Согласно Декарту, обоснование предполагает универсальное сомнение: только те принципы могут быть признаны очевидными и положены в основание теоретического знания, которые не могут быть поколеблены «самыми причудливыми предположениями», к которым невозможно подобрать контрпримеры. … Универсальное сомнение было завязано у Декарта в один узел с интеллектуальной интуицией … Универсальное сомнение прокладывало путь интеллектуальной интуиции: чтобы выявить интуитивно очевидное положение, надо уметь обнаружить малейшую сомнительность, малейшую недостоверность.’
‘У Лейбница уже появляется различение степеней очевидности. При этом максимальной очевидностью обладали для него предложения, выражающие тождества. … Меньшей степенью очевидности обладали для Лейбница остальные истины разума, или необходимые истины. … Еще меньшей — истины факта, которые, хотя могут быть весьма вероятными, остаются все же случайными. … Критическая компонента процесса обоснования научного знания была выражена Лейбницом при помощи принципа достаточного основания …’
‘Ф. Бэкон считал, что «аксиомы» естествознания должны следовать из опыта «с очевидной или по крайней мере с усматриваемой достоверностью». Достижение такой достоверности Ф. Бэкон связывал с борьбой против «идолов» (как врожденных, так и приобретенных), порабощающих человеческий дух.’
‘Локк, трактовавший вслед за Декартом достоверное знание как совокупность интуитивных и демонстративных истин, высказывался в духе скептицизма: по сравнению с Декартом он резко сузил область интуитивного и демонстративного знания.’
‘Радикальный скептицизм утверждал Д. Юм, который, приняв декартовский критерий очевидности, не нашел, по сути дела, ни одного общего положения, удовлетворяющего этому критерию.’
‘Кант, однако, доказал их необходимость [основоположений чистого естествознания] опираясь на разработанную им теорию научного познания, предполагающую две «способности» — чувственность … и рассудок. … Основоположения чистого естествознания представляют собой суждения, осуществляемые a priori рассудком и обеспечивающие возможность эмпирического познания, т. е. опыта.’
‘Фихте и Шеллинг взамен существующей науки создавали новую, основанную на принципах трансцендентализма. Реальная же наука объявлялась ими догматической, находящейся на уровне обыденного сознания. Вместо критики заблуждений, мешающих реальной науке, они предлагали критику, уничтожающую реальную науку.’
‘Гегель строит свою философскую систему, исходя из непосредственного — бытия, приходя затем к опосредованному — сущности и возвращаясь к действительно непосредственному — понятию.’
Во второй главе ‘Проблема обоснования знания в современной философии‘ Печенкин в основном обсуждает и критикует постпозитивистскую философию науки. Из это картины выделятся один раздел главы, посвященный Гуссерлю, который был для меня наиболее интересен, поскольку я только слышал о Гуссерле. В определенной степени мое любопытство было удовлетворено, хотя возможно, что я что-то не понял, поскольку меня удивила наивность ожиданий Гуссерля. Приведу только заключение Печенкина:
‘Гуссерль интересен нам как философ неклассической ориентации, выразивший классическую, декартовско-лейбницевско-кантовскую точку зрения на обоснование знания. Гуссерлевская концепция обоснования знания, однако, не разработана в плане методологии и эпистемологии науки и, более того, попытка такой разработки встречает большие трудности.’
В третьей главе ‘Попытка неклассической трактовки обоснования знания‘ Печенкин предлагает свою концепцию. Он отделяет концептуальное обоснование теории от получения теоретических результатов и от экспериментально-практического обоснования теории:
‘Концептуальное обоснование теории состоит в выявлении и уточнении исходных понятий и принципов этой теории. Критерием концептуальной обоснованности служит целостность образующейся теоретической системы.’
‘Концептуальное обоснование теории и получение теоретических результатов — процедуры противоположной ориентации: при концептуальном обосновании мысль исследователя движется от внешнего к внутреннему — от представлений, составляющих периферию теории, к ее исходным понятиям и принципам, при получении результатов — от внутреннего к внешнему — от уже сформировавшихся понятий и положений к новым, находящихся на «на стыке» с экспериментом и прикладным знанием.’
‘Критерием теоретического результата [служит] продвижение к предсказаниям новых эмпирических фактов, к выводам, имеющих прикладное значение и способным стимулировать технический прогресс.’
‘Экспериментально-практическое обоснование теории состоит в подтверждении теории, предполагающим проведение экспериментов, проверяющих предсказания, делаемые на базе данной теории, и/или решение конкретных практических задач, испытывающих прикладные возможности этой теории, ее способность внести вклад в технический прогресс.’
Печенкин связывает концептуальное обоснование теории с критической деятельностью и он считает, что тем самым появляется связь с обоснованием знания в классической философии. Приведу вначале высказывание из введения к книге, которое объясняет такой переход с точки зрения Печенкина:
‘Антифундаменталисты, критикую это понимание [классическое понимание обоснования знания], как правило сильно упрощают его. Они различают в классической философии лишь представление о надежных непогрешимых основаниях. Внимательное прочтение, однако, обнаруживает у философов-классиков более сложное и содержательное обоснования знания: мы находим у них взгляд на обоснование как критическую деятельность, выявляющие стереотипы, мешающие постижению подлинных принципов, лежащих в основе знания.’
В таком духе Печенкин связывает с теорией ‘картину мира’ и ‘стиль мышления’:
‘Концептуальное обоснование новой теории как раз и призвано «проявить» ее собственный взгляд на мир и ее собственную «логику». Вместе с поиском системы исходных понятий и принципов новой теории выясняют и то, что она вносит в общенаучное мировоззрение и общие стандарты исследований.’
В заключительном разделе этой главы Печенкин связывает концептуальное обоснование теории с достижением объективной истины:
‘В настоящем параграфе процедура концептуального обоснования теории будет рассмотрена в более широком контексте: оно будет трактоваться как звено в постижении объективной истины … ‘
Правда, понять значение выражения ‘объективная истина’ по Печенкину мне не удалось:
‘Объективная истина, следовательно, входит в нашу теоретико-познавательную схему не в виде застывших «истин», а в виде тенденции — тенденции к постижению объективной истины … мы считаем возможность трактовать истинность научных теорий как их приблизительное (большее или меньшее) соответствие реальности. Причем критерием этого соответствия служит не только эмпирическая адекватность теорий, но и их внутреннее совершенство, достигаемое в процессе концептуального обоснования.’
В целом эти три главы оказались для меня полезными. Я не философ, поэтому мне было интересно проследить перекличку по ходу истории между разными представлениями о знании и тем, что называется обоснованием знания. В то же время бросилось в глаза, что Печенкин при описании своего решения упростил задачу. Представители классической философии хотели построить систему для включения в рассмотрение всего знания о мире целиком. Печенкин же ограничился рассмотрением обоснования одной теории, причем по ходу рассмотрения было видно, что он в первую очередь имеет в виду теорию физики.
В этом случае следует сказать, что наука представляет собой множество разных теорий, относящихся к разных дисциплинам. Поэтому встает вопрос о связи между разными научными теориями, например, есть ли теории более и менее фундаментальные, и если да, то как они связаны между собой. Также появляется вопрос, куда отнести гуманитарные науки и как быть с философией, например, является ли философия наукой и можно ли в этом смысле говорить о наличии теорий в философии. По-моему, обсуждение дилеммы фундаментализма — антифундаментализма должно вестись при таком более широком рассмотрении вопроса.
Если говорить об отдельной теории, то мне понравилось введенное Печенкиным отличие между концептуальным обоснованием теории, получением теоретических результатов и экспериментально-практическим обоснованием. Такое рассмотрение хорошо подходит к рассмотрению истории формирования научной теории. Мне также понравилась идея о концептуальном обосновании как критической деятельности, но не думаю, что следует ожидать, что критическое обсуждение основ научной теории когда-нибудь прекратится — как показывает история науки, старые стереотипы заменяются новыми.
Информация
А. А. Печенкин, Математическое обоснование квантовой механики с философской точки зрения, 2022. Главы 1-3.