Во второй части пятой книги Ю. И. Семенов обращается к проблеме связи идеального и материального. Название второй части ‘Проблема материального нервно-физиологического механизма мышления и воли (поиски и гипотезы)‘ хорошо передает поставленную задачу. Начну с цитаты из в второй книги. В ней Семенов критикует использование возникаемости в физикалистском материализме. Это будет неплохой точкой отсчета:
‘Он [эмерджентистский материализм] прежде всего представлен работами Джозефа Марголиса. … Суть его взгляда заключается в том, что в процессе развития (англ. — emergency) у материальных систем на определенном уровне возникают такие свойства, которые носят «композиционный характер», т.е. образуют новое целостное качество, которое не может сведено к свойствам отдельных элементов этих систем. К числу таких, эмерджентных, свойств относятся психика и культура. Фактически это не решение проблемы отношения между мозгом и психикой, а уход от него, прикрытый множеством общих слов.’
Итак, вторая часть начинается с рассмотрения отношения между мышлением и процессами в мозге. Рассматривается предположение о том, что мышление тождественно процессам в мозге, а затем, что мышление не совпадает с ними. Оба варианта отвергаются — в первом случае мышление сводится к биологии, а во втором мы приходим к дуализму. В книге по этому поводу противопоставляются взгляды Э. В. Ильенкова (близок к дуализму) и Д. И. Дубровского (близок к биологизму). Также подчеркивается, что в данном случае нельзя пользоваться аналогией несводимости биологии к физике:
‘биологические и физико-химические процессы в организме суть одновременно и одно и то же, и не одно и то же. Биологические процессы включают в себя физико-химические процессы, происходящие в организме, и в этом смысле являются одновременно и физико-химическими процессами. Но, включая в себя физико-химические процессы, биологические процессы в то же время не сводятся к ним, представляют собой большее, чем физико-химические процессы. Это особенно наглядно проявляется в том, что биологические процессы имеют свои собственные, специфически биологические закономерности, не сводимые к законам физики и химии.’
Цитата кстати показывает, что в основу построений Семенова положена несводимость разных уровней организации. Тем не менее, Семенов подчеркивает, что решаемая им задача более сложная:
‘Однако эта аналогия здесь не срабатывает. Ведь биологические и физико-химические процессы являются процессами материальными, и только материальными. Их отношение суть отношение разных форм движения материи. Иначе обстоит дело с проблемой отношения между нервно-мозговыми процессами и мышлением. Нервно-мозговые процессы, бесспорно, материальны. А мышление по сути своей есть идеальное, духовное.’
Следующий шаг — переход к утверждению, что мышление управляет работой мозга. Следует отметить, что в книгах Семенова много неологизмов. Они интенсивно используются при достижении подходящей формулировки, но я ограничусь только заключением:
‘Действия человеческих рук, вооруженных орудиями, могут направлять течение материальных процессов, происходящих в мире, только в том случае, когда они являются волевыми, сознательными. И чтобы они могли быть такими, необходимо, чтобы мышление могло управлять материальными мозговыми процессами. Управление человеком течением материальных нервных процессов в мозгу — необходимое условие управления человеком течением материальных процессов во внешнем мире.’
Можно отметить связь построений Семенова с тем, что часто называют нисходящей причинностью. Не только материальное влияет на идеальное, но имеется и обратный процесс. Тем не менее, Семенов говорит, что еще необходимо показать, как такое в принципе возможно. Этому посвящены последние три главы второй части. Цель Семенова состоит по сути дела в нахождении нервно-физиологического механизма воли:
‘Соглашаться с бытием у человека свободы воли нельзя, не признавая способности человеческого духа управлять работой мозга.’
Отмечается, что эта задача осталось нерешенной. Говорится, что из философов-материалистов только Д. И. Дубровский в открытую провозглашал подобный тезис (цитата Дубровского из работы Информация, сознание, мозг):
‘Вряд ли можно усомниться, что мысль, образ, волевое усилие действительно управляют телесными процессами, инициируют и регулируют наши действия и поступки.’
Разбираются работы физиологов и биологов. С одной стороны, работы И. П. Павлова и его последователей, которые сводят деятельность животных и человека к условно-рефлекторному механизму. С другой, представители зоопсихологии, которые находят мышление уже у животных:
‘Но в том-то и дело, что если не все они, то большинство их приписывают наличие волевого, целенаправленного поведения не только человеку, но и животным, прежде всего высшим. Получается, таким образом, что они, как ортодоксальные павловцы, стирают грань между животными и человеком. Первые биологизируют человека, а вторые очеловечивают животных.’
В ходе обсуждения упоминается о работах немецкого психолога Вольфганга Келера (Исследование интеллекта человекоподобных обезьян, русск. пер.: М., 1930):
‘В. Келер заявил, что он открыл у шимпанзе такую форму мыслительной деятельности, как инсайт (озарение). Наши авторы молитвенно это повторяют, несмотря на то что И. П. Павлов, который был прекрасно знаком с трудами В. Келера и подвергал их жесточайшей критике, убедительно показал, что факты, на которые ссылается этот исследователь, не дают основания толковать их подобным образом.’
Семенов же хочет провести четкую линию разделения — мышление присуще исключительно человеку, хотя специально оговаривается, что это произошло в ходе эволюции. На этом пути следующий шаг заключается в рассмотрении эволюция нервной системы и высшей нервной деятельности животных. Эволюция в целом трактуется как закономерность:
‘Мысль Ф. Энгельса о том, что человеческий дух возник на нашей планете в силу объективной необходимости, совершенно верна. Возникновение труда, а тем самым человека, общества, языка и мышления, было не случайностью, а закономерным результатом всего предшествующего развития животного мира Земли.’
Рассмотрение эволюции нервной системы идет в духе идей Павлова — от безусловных к условных рефлексам. В заключительной главе Семенов связывает между собой язык, мышление и волю. Это с его точки зрения является ключевым отличием человека от животных. Рассматривается звуковая сигнализация у обезьян, социализация у шимпанзе и прелюдей, а также становление речи у детей. Заключительные идеи, связанные с предполагаемым решением поставленной исходной задачей, представлены в последнем разделе последней главы.
Ниже несколько цитат, которые показывают направление хода мысли. Отмечу, что для их понимания следует обратиться непосредственно к книге Семенова, поскольку он использует много неологизмов.
‘У человека между нервными афферентными входами в кору и эфферентными выходами из нее вклинилась пунктолинейная энграммная сеть. Возбуждение из рецепторов приходило в один из словесных энграммных пунктов, отсюда двигалось, иногда через большое число других подобных пунктов, к какому-то одному из множества словесных энграммных пунктов, а от него к исполнительному аппарату.’
‘В таких условиях любое раздражение, откуда бы оно ни происходило, могло иметь совершенно неопределенные следствия: в активиуме должен был воцариться полный хаос, а организм должен был утратить способность адекватно взаимодействовать с окружающим миром. Единственный выход из положения мог состоять только в приобретении субъектом способности управлять движением центрактивиума, а тем самым и активиума в целом, т. е. в возникновении воли.’
‘Положение изменилось с появлением словопонятийной сети и ее материальной основы — пунктолинейной энграммной корковой сети. Над отражением отдельного, над чувствозримым миром для нас надстроилось чистое отражение общего, умозримый мир для нас, над старым субъективиумом надстроился новый субъективиум, имеющий своей материальной основой сетевой активиум, — ментосубъективиум. Этот субъективиум, существующий только у человека, и носит название сознания.’
‘Ментосубъективиум, возникнув, подчинил себе, вобрал в себя сенсосубъективиум и тем самым и его превратил в сознание. В результате оба они, вместе взятые, образовали единство — суперсубъективиум, доминирующую роль в котором играл, разумеется, ментосубъективиум. Чувствозримый мир для нас выступает и как унитаризированный, т. е. понятый, мир фактов. В силу этого субъекту теперь становится ясно не только то, что происходит в чувствозримом мире сейчас, но и то, что в нем может произойти в последующие моменты. Это дает возможность управлять чувствозримым миром для нас, а тем самым и процессом движения центрактивиума и, соответственно, активиума.’
‘Таким образом, с появлением словопонятийной сети, имеющей материальной физиологической основой пунктолинейную энграммную корковую сеть, возникает одновременно и объективная возможность, и настоятельная необходимость управлять деятельностью мозга. И эта возможность с неизбежностью превращается в действительность. Возникает мышление как объектальный процесс, облеченный в форму волевой деятельности, и тем самым происходит коренное преобразование субъекта.’
Информация
Семенов Юрий Иванович, Введение в науку философии. Книга 5. Проблема истины. Мышление, воля и мозг. 2013, Часть II. Проблема материального нервно-физиологического механизма мышления и воли (поиски и гипотезы).