В книге В. М. Розина ‘Философия субъективности‘ рассматривается во многом вопросы личности, поскольку субъективность в книге переплетается с личностью:
‘субъективность в расширительном понимании судя по определениям, сближается с личностью.’
По крайней мере я особой разницы между субъективностью и личностью не увидел. Как бы то ни было, в книге рассмотрено становление личности/субъективности по ходу взросления человека, по ходу исторического развития, а также рассмотрены смежные вопросы.
Розин много работал вместе с Г. П. Щедровицким и в книге есть немало воспоминаний. Ниже я приведу высказывания о соотношении личности и мыследеятельности. По логике Щедровицкого личность должна как бы растворится в мыследеятельности, что в свою очередь резко контрастирует с личностью самого Щедровицкого. Это также имеет прямое отношение к содержанию книги, где автор хочет найти свою позицию в противопоставлении человека, общества, культуры и природы.
Хорошим введением в обсуждаемую тему служит высказывание Щедровицкого о мышлении и личности:
‘Как уже отмечалось выше, свое философское образование я получил из рук Г. П. Щедровицкого, который весьма своеобразно относился к личности. В одном из последних интервью мой учитель сказал буквально следующее:
«Со всех сторон я слышу: человек!.. личность!.. Вранье все это: я – сосуд с живущим, саморазвивающимся мышлением, я есть мыслящее мышление, его гипостаза и материализация, организм мысли. И ничего больше… Я все время подразумеваю одно: я есть кнехт, слуга своего мышления, а дальше есть действия мышления, моего и других, которые, в частности, общаются. В какой-то момент – мне было тогда лет двадцать – я ощутил удивительное превращение, случившееся со мной: понял, что на меня село мышление и что это есть моя ценность и моя, как человека суть… Все наше поведение – это лишь отражение и пропечатка мощи нами используемых социокультурных форм, но никак не творение индивидуального ума. И в этом смысле я говорю: игра – играет, а мышление – мыслит».’
Далее Розин связывает деятельностный подход Щедровицкого с критикой личности и реальности в традиционном значении:
‘Методология, интенсивно формировавшаяся в течение всего XX столетия, – еще одно направление, в рамках которого осуществлялась критика традиционно понимаемой личности и реальности. … И объект и в целом понимание мира являются продуктами деятельности, но не отдельного человека, а деятельности как деиндивидуального образования, развивающегося под влиянием, частично, внешних факторов (механизмов воспроизводства, трансляции, коммуникации, комплексирования и пр.), частично, внутренних противоречий.
«Объект как особая организованность, – пишет Г. Щедровицкий, – задаются и определяются не только и даже не столько материалом природы и мира, сколько средствами и методами нашего мышления и нашей деятельности. И именно в этом переводе нашего внимания и наших интересов с объекта как такового на средства и методы нашей собственной мыследеятельности, творящей объекты и представления о них, и состоит суть деятельностного подхода».’
Еще одно описание подхода Щедровицкого, в котором нет места для личности и культуры как таковой:
‘Однако для Щедровицкого Благо имело совсем другое значение – это порядок в мышлении специалистов, упорядочение их деятельности через предписание и знание. … Соединение такого понимания Блага плюс трактовка методологической работы как исследование естественнонаучного толка и вело, как уже говорилось, к минимизации (полноте) схем и категорий, к видению мира прозрачным, деятельно-упорядоченным, к отрицанию личности и культуры, как их понимают в гуманитарных науках. Для личности в теории деятельности Щедровицкого не оказалось место вообще, а культура трактовалась как один из механизмов воспроизводства структур деятельности.’
В то же время Щедровицкий был личностью в прямом значении этого слова:
‘Однако парадокс в том, что сам Щедровицкий был яркой личностью. Именно его личность предопределила многие особенности мышления не только его самого, но и моих коллег в «героический период» деятельности нашей школы (Московского методологического кружка) в 60-х, начале 70-х годах.’
Следующее высказывание Щедровицкого подчеркивает, что действовал именно он, а не абстрактная мыследеятельность:
‘«То чего я не мог сделать, – размышляет Щедровицкий, – не касалось меня как личности. Если я не мог чего-то сделать, то это означало только то, что я не могу сделать, а не то, что я такой-сякой и поэтому не могу этого сделать. Всегда существовала идея “покамест”: вот я покамест не могу этого сделать, но если поработаю, то смогу… Меня никогда не интересовал вопрос, как меня воспринимают другие, что другие по моему поводу думают. Я действовал, и у меня был свой мир»’
Описание ниже также показывает, что в мыследеятельности отдельные люди выступают проводниками своих идей:
‘Щедровицкий постоянно ставил своих друзей и учеников в ситуации, чтобы проверить, на что человек способен. Мамардашвили однажды раздраженно сказал ему:
«Не надо искушать Бога, как и людей тоже не надо, нельзя искушать, не надо их специально ставить в ситуацию, чтобы посмотреть, что такое человек и как себя покажет, это грех – делать такие вещи». Но Георгий продолжал экспериментировать с людьми, иногда даже манипулировал ими. Как-то в споре со мной он сказал: «Наша интеллигенция – мягкотелая, гнилая и беспринципная, с ней кашу не сваришь. Дело можно делать только с командой пусть и не интеллигентных, но последовательных людей. Этот мир меня не устраивает, я должен его изменить».’
В заключение пара цитат, которые представляют позицию Розина и тем самым передают направление идей в книге:
‘занявшись психологией и реконструкцией творчества ученых, да и просто из наблюдений за поступками людей, я все чаще вынужден был соглашаться с оппонентами, утверждавшими, что человек мыслит, руководствуясь не только логикой или разумом. Мысль и рассуждения людей ведет какая-то более значительная сила, причем часто маскирующая себя именно рациональными соображениями. Эта сила – личность человека и опыт жизни. Я сам часто ловлю себя на ощущении, что действую в каких-то житейских ситуациях не столько потому, что это разумно, сколько потому, что “хочется”.’
‘Этот анализ позволил мне понять, что Щедровицкий в своей работе реализует естественнонаучный подход (одновременно, правда, критикуя его) и трактует действительность в духе марксизма (деятельность, социальная инженерия, понимание личности как субстрата мышления, а мышления как вида деятельности). Рефлексируя и конституируя свои симпатии и ценности, я постепенно (примерно к концу 70-х) пришел к другим идеям: культуры, личности, культуросообразного социального действия и значительно позднее (конец 90-х) к концепции «методологии с ограниченной ответственностью».’
Информация
В. М. Розин, Философия субъективности, 2011.