Наступательный реализм (offensive realism) — это теория международных отношений, которая исходит из того, что государства предрасположены к агрессии и конфликтам, поскольку каждое государство исходит из своих интересов и хочет максимизировать свою власть. Более того, теория предполагает, что государства обязаны вести себя таким образом, поскольку это способствует их выживанию в международной системе, характеризуемой состоянием анархии.
В статье Эволюция наступательного реализма: выживание в условиях анархии от плейстоцена до наших дней Доминик Джонсон и Брэдли Тайер (представители политических наук) обосновывают наступательный реализм в рамках эволюции и естественного отбора. То состояние дел, которые мы имеем сегодня, обусловленно эволюционной историей, которую можно проследить от племен охотников-собирателей. Статья опубликована в журнале Политика и науки о жизни. Ниже краткое описание статьи.
Статья начинается с описания борьбы групп шимпанзе за территорию (из статьи в Current Biology) и с утверждения, что знания об эволюции человека и его поведения, полученные в антропологии, эволюционной биологии, экспериментальной психологии, теории игр в эволюции, генетики и нейрофизиологии, помогут нахождению лучшего объяснения для сложившего положения дел в международной политике. Пара цитат из введения:
‘Естественнй отбор привел к разнообразию исторически- и контекстно-зависимых адаптаций для максимизации выживаемости и воспроизведения, которые включают в себя как кооперацию и союзы, так и индивидуализм и агрессию. Таким образом, в то время как естественные науки признают в человеке замечательную социальность и взаимную зависимость, эти науки также едины в признании селективных преимуществ собственных интересов и власти.’
‘При признании того, что как социальные так и естественные науки небоходимы для понимания поведения человека, мы идем к единству знаний. Включение идей из наук о жизни в социальные науки … поможет исследователям основывать их теории на твердых научных приниципах и проверять их предположения эмпирическими данными.’
Первый раздел статьи Что такое наступательный реализм? раскрывает содержание теории наступательного реализма и позиционирует ее по отношению к другим теориям международной политики. В следующем разделе Анархия эволюции авторы статьи проводят идею, что состояние анархии в международных отношениях хорошо вписывается в состояние анархии, которое можно увидеть на всем протяжении эволюции человека и не только человека:
‘Мы утверждаем, что эволюция в условиях анархии предрасположило человеческую природу к поведению, предсказываемому наступательным реализмом: люди, в особенности мужчины, сильно эгоистичны, часто боятся других групп, стремятся к увеличению количества ресурсов, к большей власти и к большему влиянию. Эти стратегии не уникальны для человека, они характеризуют более широкий тренд в поведении млекопитающих в целом — в особенности приматов — и также других групп среди позвоночных, включая птиц, рыб и рептилий. Эти повторяющиеся паттерны поведения среди разных таксономических групп предполагают, что поведение в рамках наступательного реализма имеет широкие и глубокие эволюционные корни.’
В третьем разделе статьи Эволюция человека в условиях анархии: хищничество, борьба за ресуры и конфликт между группами Джонсон и Тайер описывают данные антропологов о жизни племен охотников и собирателей в рамках теории естественного отбора. Особое внимание уделяется борьбе между разными группами:
‘… для естественного отбора важно, что борьба, несмотря на необходимые затраты, дает преимущества в рамках дарвиновской приспособляемости. В рамках эволюционной теории ожидается, что конфликт между группами увеличивает приспосабливаемость в определенных условиях, если успешная защита и нападение на другие группы дают доступ к новых ресурсам и уменьшает борьбу в окружении, задаваемом конечными ресурсами.’
‘Другими словами, поскольку дисбаланс сил приводит к систематических возможностям для агрессии с небольшими затратами по ходу времени, следует ожидать, что группы людей выработали способность действовать агрессивно против других при появлении такой возможности, поскольку оппортунистическая агрессия относится к стратегиям, которые в среднем окупаются.’
В следующем разделе Эволюция адаптивных поведенческих стратегий: эгоизм, доминирование и внутри- и межгрупповая предвзятость подробно разбирается происхождение трех перечисленных признаков:
‘Наш аргумент состоит в том, что эволюция произвела человеческий мозг и поведение, которое тесно совпадают с неявными поведенческими паттернами, от которых зависит теория наступательного реализма Миршаймера: эгоизм объясняет, почему мы стремимся получить ресурсы и противимся их потерям; доминирование (максимизация власти) объясняет, почему мы хотим власти по контролю ресурсами для себя и своих родственников и почему мы стремимся защитить их или не дать их использовать другим; внутри- и межгрупповая предвзятость (боязнь других) объясняет, почему мы воспринимаем другие человеческие группы как угрозу и как противников.’
Пятый раздел Эволюция и наступательный реализм: новые идеи посвящен обсуждению того, что нового приносит эволюционное рассмотрение в теорию наступательного реализма:
‘Эволюционная теория делает три крупных взноса в теорию наступательного реализма в международной политике: (1) новая фундаментальная причина поведения наступательного реалиста (эгоизм, максимизация власти и боязнь других); (2) распространение наступательного реализма на любые другие области, когда люди борются за власть (гражданская война, этнический конфликт, внутренняя политика и др.); (3) объяснение почему индивидуальные лидеры, а не только государства, ведут себя таким образом.’
В последнем разделе Джонсон и Тайер обсуждают различные вопросы: к кому ближе человек, к шимпанзе или бонобо; существование кооперации в природе; существует ли групповой отбор; поведение лидеров и как эволюционный подход может помочь разрешить проблемы теории наступательного реализма.
Информация
Dominic D. P. Johnson, Bradley A. Thayer, The evolution of offensive realism: Survival under anarchy from the Pleistocene to the present, Politics and the Life Sciences, v. 35, N 1, p. 1 — 26, 2016.