Стивен Тулмин в книге ‘Человеческое понимание‘ связывает понимание с обсуждением следующего вопроса:
‘Что такое человек, раз он может понять мир? И что такое мир, раз человек может его понять?’
Он также говорит о необходимости одновременного понимании путей познания и полученного знания:
‘Человек познает, но он также и осознает то, что он познает.’
Далее отмечается разрыв между наукой и философией:
‘всякое чрезмерное разделение теории познания и практики познающего субъекта должно побуждать нас спросить: «Неужели ученые перестают размышлять? Неужели философы теряют чувство реальности?»’
Перед анализом современной ситуации Тулмин рассматривает, что думали о знании и познании научные революционеры 17-ого века. Тулмин говорит о гармонии между наукой и философией в те времена; при этом он формулирует базовые положения тех времен таким образом:
‘(1) Естественный порядок устойчив и стабилен, и разум человека приобретает интеллектуальное господство над ним, размышляя в соответствии с принципами понимания, которые также устойчивы и универсальны.
(2) Материя, по существу, инертна, и активным источником, или внутренним вместилищем рациональной, самопроизвольной деятельности является абсолютно отличный от нее дух, или сознание, в котором локализуются все высшие интеллектуальные функции.
(3) Геометрическое знание обеспечивает исчерпывающий стандарт не требующей поправок точности, по которой можно судить обо всех остальных требованиях к познанию.’
Еще несколько цитат по этому поводу:
‘В свою очередь этот порядок интерпретировался как проявление разумности и предвидения творца, потому что как можно было его понять, если не в качестве воплощения обдуманного замысла? Итак, первой обязанностью благочестивого ученого (или «христианского ученого») было создавать [по всей видимости, должно быть открывать] неизменные законы природы. Таким образом, четыре различные концепции сходились в одном пункте научной веры: моральная законность научного исследования покоилась на открытии рациональных законов природы, а сотворение мира богом было постоянным доказательством его исторической неизменности.’
‘Всякое предположение о том, что материальные тела достаточной степени сложности могли обнаруживать подлинную разумность или рациональность, отбрасывалось как смехотворное, даже богохульное. Так как материя определялась как протяженная и инертная, духовная деятельность и свойства разума можно было объяснить только в иных, несоизмеримых с ней терминах.’
‘Предполагалось, что все вопросы восприятия и мышления относятся к явлениям сознания, то есть «внутреннего, духовного мира» (сенсориума), а не к явлениям «внешнего, материального мира» нервной системы.’
‘Требования познания должны быть поддержаны или не нуждающимися в исправлении самоочевидными данными, или такими же полными и строгими доказательствами, как доказательства чистой математики, а лучше всего — тем и другим.’
Сравним взгляды 17-ого века с современной картиной мира. Вначале общее. Материя остается пассивной; она полностью подчиняется законам физики и в этом отношении нет разницы между живым и неживым. Можно сказать, что мир переходит из предыдущего состояния в последующее по законам физики, которые сами по себе не подвергаются изменениям.
Настоящая наука связывается с математикой, в этом смысле третья аксиома изменилась лишь незначительно; ее просто следует заменить на высказывание Канта:
‘В каждом отделе естествознания есть лишь столько настоящей науки, сколько в нем математики.’
Теперь отличия. Мир уже не отличается постоянством — большой взрыв, образование звезд, галактик, планет, биологическая эволюция. Тем не менее, в данном случае следует отделить от мира человека, познающего мир. Изменения мира происходят при постоянстве неумолимых законов физики — их познание по-прежнему остается главной задачей науки, как и в 17-ом веке. В этом контексте разница не такая уж и большая: Бог создал законы физики, по которым изменяется мир.
Основное отличие в картине мира связано с познающим субъектом. С одной стороны предполагается, что принципы познания эволюционировали, с другой стороны считается, что существует научный метод, который устойчив и универсален. Достаточно любопытно наблюдать, как представители когнитивных наук пытаются совместить одно с другим.
Самое большое отличие состоит в попытках связать активность познающего субъекта с пассивной материей. Дуализм 17-ого века считается неудовлетворительным и ученые хотят его преодолеть в рамках вариаций физикализма — все является физическим или вытекает из физического. Таким образом, активность познания должна быть каким-то образом найдена в пассивной материи.
Можно увидеть две стратегии для достижения этой цели. Активность в духе кибернетической парадигмы связывается с алгоритмом, которые получает информацию из окружения, а затем командует организмом. В данном случае дуализм между алгоритмом и законами физики не так заметен. В дополнение активность познающего субъекта отрицается в силу отсутствия у субъекта свободы воли. Это в свою очередь приводит к следующему когнитивному диссонансу. Например, ученый заявляет: ‘Я доказал, что у меня нет свободы воли.’ Может ли этот ученый объяснить, каким образом функционировал его процесс познания в этом случае?
Более того, современная наука унаследовала из тех времен теорию виртуального мира. Душа получала доступ исключительно к сенсориуму, то есть, у нее не было прямого доступа к физическому миру. Можно представить себе гомункула, сидящего в батискафе без окон и наблюдающим за экраном дисплея и приборами, которые передают информацию из внешнего мира.
В нейрофизиологии активность организма связывается с мозгом (сенсориум 17-ого века несколько расширился), но далее говорится о наличии бессознательных и сознательных процессов. Сознательные процессы, как и бессознательные, связываются с мозгом и философия сознания безуспешно пытается справиться с картиночкой батискафа без окон выше.
В книге Тулмина представлены взгляды Рассела, которые хорошо раскрывают то, что можно найти в том числе в современной философии сознания:
‘Бертран Рассел описывал, как он сам пришел в философию. Этот процесс был чисто картезианским. В возрасте пятнадцати лет, рассказывает Рассел, он «убедился, что движение материи… происходит полностью в соответствии с законами динамики», так что «человеческое тело есть машина»; приняв это во внимание, «я пришел к заключению, что сознание — это данное, которое нельзя отрицать, и, следовательно, чистый материализм невозможен». … он принимал за доказанное существенную инертность материи. По этому пункту взгляды Рассела никогда не подвергались радикальным изменениям. … И в его последних работах та же самая централизованная нейрофизиология все еще принималась за доказанное. Одна цитата из «Анализа материи» (1927) достаточно подтвердит это: «То, что видит физиолог, когда он заглядывает в мозг, есть часть его собственного мозга, а не того, который он исследует… Восприятие должно… быть ближе органу чувств, чем физическому объекту, ближе нерву, чем органу чувств, ближе церебральному концу нерва, чем противоположному».
Как видим, Рассел все еще разыскивает «внутреннее вместилище» сознания, восприятия и познания в причинной цепи от чувствительных нервов до ее предполагаемого «нематериального» пункта.’
‘В начале «Самого длинного путешествия» Э. М. Форстер знакомит нас с группой кембриджских студентов- выпускников, беседующих поздно ночью. Они обсуждают корову в поле: «Существует ли она реально? Можем ли мы знать, что она существует? Если да, то каким образом мы это знаем? Кроме того, как мы можем доказать, что она существует?..» Здесь Форстер тонко схватывает споры выпускников, своих кембриджских сверстников, особенно Бертрана Рассела и Дж. Э. Мура, о таких предметах, как чувственные данные и материальные объекты, внутреннее сознание и внешний мир.’
‘Для Маха и Рассела, как ранее для Локка и Юма, центральным был следующий вопрос: «Как можем мы проникнуть сквозь внутреннюю пелену пли завесу личного опыта, с тем чтобы описать, вывести и/или логически сконструировать за его пределами внешний мир общедоступных объектов?» ‘
Информация
Стивен Тулмин, Человеческое понимание, 1984.
Stephen Toulmin, Human Understanding: The Collective Use and Evolution of Concepts, 1972.
Обсуждение
https://evgeniirudnyi.livejournal.com/312913.html
02.12.2017 Суверенный Бог и законы природы
При рассмотрении законов природы возникают следующие вопросы:
- Почему существуют законы природы?
- Почему законы природы выражены математическими уравнениями?
- Почему законы природы связаны с необходимостью?
Концепция законов природы появилась в ходе научной революции семнадцатого века. Историк Питер Харрисон рассматривает появление идеи законов природы в статье Развитие концепции законов природы, где описывает, как основоположники научного метода давали ответы на эти вопросы с привлечением христианской теологии.
Порядок в средневековой вселенной
- Во многом основан на идеях Аристотеля.
- Фома Аквинский: ‘Порядок, который внедрен в природу Богом’.
- Существуют исключения из правила, например рождение ребенка с шестью пальцами.
- Разделение натурфилософии и математики в духе Аристотеля: математика, созданная людьми, не может использоваться для объяснения причин в реальном мире.
- Математика использовалась для описания феноменов, например, движения планет из звезд. Тем не менее, это не считалось каузальным объяснением.
- Математика допускалась к использованию в астрономии, оптике и механике (смешанная математика, mixed mathematical sciences). Речь однако шла о правилах вычисления, а не о законах природы.
- По Аристотелю искусственное отличается от естественного. Изготовление машин относилось к искусству и на этом пути вполне можно было использовать математику. Природа же рассматривалась как организм, а не как машина.
- Понятие естественный закон использовалось при рассмотрении морали.
Математические законы природы во времена научной революции
- Всемогущество Бога ставило под вопрос независимость аристотелевского мироздания от Бога.
- Христианский платонизм принес веру в реальность математических соотношений.
- Математика как продукт божественного разума.
- Поведение искусственного вполне можно перенести на естественное, поскольку и то, и другое можно отнести к божественным артефактам.
- Космос как машина, созданная Богом, на основе математических законов.
- Порядок вносится во вселенную извне, порядок уже не является внутренней частью вселенной.
- Атомизм принес концепцию инертности природы. Только Бог вносит каузальность в инертную материю. Распространение идей окказионализма (картезианцы, Никола Мальбранш), которые позволяли примирить атомизм и христианскую теологию.
- Кульминация в работе Исаака Ньютона Математические начала натуральной философии. Теперь математика служит основой натурфилософии.
- Математические законы наложены на природу непосредственно суверенным Богом.
В статье много цитат, я только переведу выразительное высказывание Кеплера из книги Тайна мироздания (Mysterium Cosmographicum):
‘В этих главах я восстанавливаю против себя физиков [то есть натурфилософов], поскольку я вывожу естественные свойства планет из нематериальных вещей и математических фигур. … Я хочу коротко ответить следующим образом: нельзя запретить Богу-Творцу в придании полномочий и назначении сфер по отношению к вещам, которые являются нематериальными или основаны на воображении, поскольку Бог является разумом и делает то, что он захочет.’
В заключение статьи идет обсуждение того, каким образом математические законы природы продолжили свою жизнь после отделения их от воли Бога. Харрисон отмечает:
‘наука, поскольку она предполагает реальность математических законов, действует в рамках молчаливого теистического допущения о природе вселенной.’
Harrison, Peter. «The development of the concept of laws of nature.» In Creation: law and probability (2008): 13-36.