Термин эволюционная эпопея введен Эдвардом Уилсоном в книге ‘О природе человека‘ для обозначения позиции, связанной Уилсоном с научным материализмом. Далее термин был подхвачен историками науки, которые распространили его на позицию многих сторонников эволюционизма в девятнадцатом веке. В статье ‘Теологические предпосылки эволюционной эпопеи: От Роберта Чемберса до Э. О. Уилсона‘ Аллан Мегилл показывает, что
- Эволюционная эпопея по сути дела сводится к идеализму;
- Ницше был первым, кто распознал такую сводимость;
- Теория Дарвина несовместима со скрытыми идеалистическими элементами эволюционной эпопеи.
Статья состоит из четырех разделов:
- Современная эволюционная эпопея: Э. О. Уилсон
- Ницше против эволюционной эпопеи
- Почему теорию Дарвина не поддерживала эволюционную эпопею
- Предпосылки старой и новой эволюционной эпопеи
Мегилл приписывает эволюционной эпопеи три черты:
- Фиксация на связи с биологическими факторами при рассмотрении человека. Во многих случаях эта связь распространяется на эволюцию физической вселенной с самого начала.
- Стремление изложить только очертания этой истории или теоретические основы, на основе которых можно построить такую историю в принципе.
- Настойчивость при приписыванию повествованию о мире и человека согласованности и универсальности: события рассказы представляются в виде единого процесса, а не как набор отдельных событий.
Мегилл считает, что выполнение всех озвученных свойств возможно либо в рамках теизма (рациональный бог создал рациональный мир) или при приписывании миру внутренних рациональных принципов (“embedded rationality”, например в виде законов физики). Оба случая Мегилл классифицирует как идеализм.
Мегилл приводит цитаты из книги Роберта Чемберса ‘Следы естественной истории творения‘, которые показывают, что Чемберс хорошо понимал базовые принципы изложенной им концепции:
‘Существует Первая Причина, для которой все остальное вторичное и содействующее, примитивная всемогущая воля, когда остальные законы просто являются ее выражением.’
‘необходимо предположить, что настоящее состояние является только частью целого, этапом Великого Прогресса.’
В целом статья неплохо написана, но, естественно, что можно увидеть внутренние несостыковки. Ниже я только дам представление о том, как Мегилл пишет о несовместимости теории Дарвина с эволюционной эпопеей. Исходной точкой служит следующее. Дарвина попросил благочестивую жену Эмму прокомментировать неопубликованное эссе 1844 года, в котором содержались основы его теории естественного отбора. Эмма написала на полях Большое предположение, выразив тем самым свое отрицательное отношение. Как следствие:
‘Дарвин был осторожен с самого начала, чтобы скрыть полностью неинтенциональный, ненаправленный, антителеологический, антиидеалистический и материалистический характер своей теории.’
Далее Мегилл пишет так:
‘Люди также были сбиты с толку вводящим в заблуждение языком Дарвина в Происхождении видов, из которого можно легко вывести, что организмы приспосабливаются к окружению (как успешные иммигранты), что виды борются и конкурируют (как американские предприниматели) и что наиболее приспособленные выживают (и следовательно они заслуживают то, что получают).’
‘… мы можем вообразить асимптотический процесс, в котором биологический мир двигался бы вперед к состоянию все большей оптимальности, от «низшего» к «высшему». Хотя дискурс Происхождения видов изобилует выражениями, которые вроде бы предполагают такое движение, это абсолютно не является теорией Дарвина.’
‘Представить себе противоположное было бы ошибкой — которую легко сделать, потому что большая часть «дискурса» в Происхождении видов отличается от самой теории, без всякого сомнения благодаря Эмме.’
‘Невнимательные современные читатели, введенные в заблуждение приторной риторикой Дарвина, с удовольствием упускают из виду глубоко антиидеалистический характер теории Дарвина.’
Для сравнения приведу финальный абзац из ‘Происхождения видов‘:
‘Любопытно созерцать густо заросший берег, покрытый многочисленными, разнообразными растениями, птиц, поющих в кустах, насекомых, порхающих вокруг, червей, ползающих в сырой земле, и думать, что все эти прекрасно построенные формы, столь отличающиеся одна от другой и так сложно одна от другой зависящие, были созданы благодаря законам, еще и теперь действующим вокруг нас. Эти законы, в самом широком смысле — Рост и Воспроизведение, Наследственность, почти необходимо вытекающая из воспроизведения, Изменчивость, зависящая от прямого или косвенного действия жизненных условий и от упражнения и неупражнения, Прогрессия размножения, столь высокая, что она ведет к Борьбе за жизнь и ее последствию — Естественному Отбору, влекущему за собою Расхождение признаков и Вымирание менее совершенных форм. Таким образом, из войны природы, из голода и смерти непосредственно вытекает самый высокий результат, какой ум в состоянии себе представить, — образование высших животных. Есть величие в этом воззрении, по которому жизнь, с ее различными проявлениями, творец первоначально вдохнул в одну или ограниченное число форм; и между тем как наша планета продолжает вращаться согласно неизменным законам тяготения, из такого простого начала развилось и продолжает развиваться бесконечное число самых прекрасных и самых изумительных форм.’
Информация
Allan Megill, Theological presuppositions of the evolutionary epic: From Robert Chambers to E. O. Wilson, Studies in History and Philosophy of Science Part C: Studies in History and Philosophy of Biological and Biomedical Sciences, v. 58, August 2016, Pages 24–32.
Цитаты из книги Уилсона
Эдвард Уилсон: наука как эволюционная эпопея
Цитаты Ницше и обсуждение его позиции по отношению к Дарвину.
hyperboreus привел такую цитату Ницше (Анти-Дарвин):
‘Что поражает меня при взгляде на великие человеческие судьбы более всего—так это неизменно бросающаяся в глаза противоположность тому, что сегодня видит или хочет видеть Дарвин и его школа: отбор, помогающий сильнейшим, вышедшим из борьбы с меньшими потерями, прогресс вида. Очевидно как раз противоположное: вычеркивание всего удачного, неприспособленность более высокоразвитых типов, неизбежное возобладание средних и даже более низких типов. Полагая, что нам не привели причину, по которой человек среди всех творений являет собою исключение, я склоняюсь к предвари тельному выводу, что школа Дарвина кругом не права. Та самая воля к власти, в которой я усматриваю последнюю основу и характер всякого изменения, дает нам возможность понять, почему отбор, благоприятствующий исключениям и удачным случаям, как раз не имеет места: сильнейшие и самые удачные слабы, когда против них — организованные стадные инстинкты, боязливость слабых, <их> численный перевес. Вся перспектива, в которой я вижу мир ценностей, показывает, что в высших ценностях, реющих нынче над человечеством, преобладают не удачные, отборные типы, а, скорее, типы декаданса…’
lavrentevdv привел такую цитату Ницше (Анти-Дарвин):
‘Что касается знаменитой “борьбы за существование”, то она кажется мне, однако, более плодом утверждения, нежели доказательства. Она происходит, но как исключение; общий вид жизни есть не нужда, не голод, а, напротив, богатство, изобилие, даже абсурдная расточительность, — где борются, там борются за власть … Не следует смешивать Мальтуса с природой. — Но положим, что существует эта борьба — и в самом деле, она происходит, — в таком случае она, к сожалению, кончается обратно тому, как желает школа Дарвина, как, быть может, мы смели бы желать вместе с нею: именно неблагоприятно для сильных, для привилегированных, для счастливых исключений. Роды не возрастают в совершенстве: слабые постоянно вновь становятся господами над сильными, — это происходит оттого, что их великое множество, что они также умнее … Дарвин забыл про ум (- это по-английски!), у слабых больше ума … Надо нуждаться в уме, чтобы приобрести ум, — его теряют, когда он становится более ненужным. Кто обладает силой, тот отрекается от ума (- “проваливай себе! — думают нынче в Германии, — империя должна все-таки у нас остаться”…). Как видите, я понимаю под умом осторожность, терпение, хитрость, притворство, великое самообладание и все, что является mimicry (к последнему относится большая часть так называемой добродетели).’