Биология переполнена метафорами. Биологи уверяют, что используемые метафоры являются всего лишь сокращениями (фигурами речи) и что вполне возможно представить себе изложение предмета без использования метафор: просто все будет выглядеть более сухо и будет занимать гораздо больше места.
Ключевые метафоры при рассмотрении эволюции крутятся вокруг понятия агента, при этом в качестве агента рассматриваются либо природа, либо организм, либо части организма (клетки и гены). Далее поведение агента предполагается либо интенциональным (агент имеет намерения), либо рациональным (поведение агента бессознательно, но оно каким-либо образом связано с задачей оптимизации). Таким образом, можно выделить четыре главные типа метафор:
- природа как интенциональный агент,
- индивид как интенциональный агент,
- природа как рациональный агент,
- индивид как рациональный агент.
Приведу примеры:
‘Сначала эволюция должна была проводить «грязные» эксперименты’
‘Если этой клетке нужен какой-то метаболит для того, чтобы поддержать свою жизнедеятельность, она может сместиться в область повышенной концентрации этого метаболита и его поглотить.’
‘Поэтому он [естественный отбор] благоприятствует клеткам-обманщикам, т.е. обратным мутантам, которые не производят клей, но продолжают пользоваться преимуществами жизни в группе.’
‘бактериям самим может быть выгодно стимулировать общительность’
Можно ли полностью избавиться от таких метафор? Обычная стратегия биологов заключается в том, чтобы вначале исключить из рассмотрения интенциональность. Эволюция рассматривается как процесс без цели и намерений, а целенаправленность в поведении животных сводится к проявлению инстинктов. С другой стороны, в рамках популяционной генетики и теории игр вводится понятие рационального, но бессознательного агента, который придерживается определенной стратегии. На заключительной стадии подчеркивается, что инстинкты и оптимальные стратегии появились в рамках естественного отбора.
На каждой стадии в стратегии выше видны проблемы. Например, обсуждение естественного отбора на английском языке не обходится без выражения «отобран из-за того, что (selected for)», которое по определению интенционально. При обсуждении стратегий поведения виден постоянный переход от индивида как рационального агента к природе, которая занимается оптимизацией. Например, понятие эволюционной стабильной стратегии с одной стороны подразумевает индивидов, которые ведут себя определенным образом, с другой, естественный отбор, который привел к появлению этой самой стратегии.
Сам язык оптимизации с неизбежностью предполагает наличие цели оптимизации, что в свою очередь приводит к невольному включению в оборот интенциональности либо на уровне агента, либо на уровне природы. Таким образом, в конце концов происходит смена метафор по кругу. Крайне сомнительно, чтобы можно было изложить теорию эволюции полностью без использования метафор — если кто-то знает такое изложение, буду признателен за ссылочку. Все, что я могу себе представить — это переход системы из предыдущего состояния в последующее по законам физики. Однако такое объяснение вряд ли можно назвать биологией.
В заключение следует отметить, что как минимум наличие интенциональности можно увидеть в поведении человека. Это приводит к появлению серьезной проблемы — требуется объяснить, каким образом интенциональность, присущая человеку, возникла в рамках естественного отбора. Разумных решений проблемы не видно и крайне интересно наблюдать, каким образом биологи пытаются выйти из сложившегося положения.
P.S. Рассмотрим признак живого — стремление к размножению. Можно ли сказать, что этот признак является результатом естественного отбора, или необходимо сказать, что этот признак является предпосылкой естественного отбора?
Информация
Классификация метафор взята из статьи:
Castellane, A., & Paternotte, C., Knowledge transfer without knowledge? The case of agentive metaphors in biology, Studies in History and Philosophy of Science (2018), in press. Available at ScienceDirect.
Приведенные выше цитаты взяты из заметок:
Интенциональная каузальность и фигуры речи
Обсуждение
https://evgeniirudnyi.livejournal.com/193452.html
29.06.2019 А. Е. Седов: Метафоры в генетике
Увидел любопытный текст доктора биологических наук Александра Евгеньевича Седова, в котором автор анализирует метафоры, используемые в генетике. Седов взял из словаря специальных терминов все выражения, похожие на метафоры и проанализировал их появление по ходу истории. Получилось интересная картина. В начале генетики использовали метафоры, основанные на физике, далее они перешли к метафорам в духе кибернетики, а затем переключились на метафоры, которые активно используют анимизм:
‘Видно, что «всплеск физикализма» в создании метафор — терминов генетики популяций — происходил в 40-е и особенно в 50-е годы, в период расцвета теоретической и прикладной физики. Метафоры, созданные позже, в основном были характеристиками структурно-функциональных участков геномов: в 60-70-е годы — в лингвистико-кибернетическом «стиле», а после 1970 г. — в «анимизирующем».
Таким образом, выявлен парадокс: когда генетики стали читать генетические тексты, точные методы анализа физической и логической организации генетических систем достигли расцвета и охватили все структурные уровни живого, а количество получаемых ими эмпирических данных об элементарных генных системах экспоненциально росло, — в своих образных понятиях они стали усиленно интерпретировать эти системы как живые сущности — самостоятельные и даже обладающие свободой воли. Остается неясным, чем все обусловлено: тем ли, что стили восприятия самих генетиков изменялись в соответствии с общими сменами парадигм и эстетических ориентаций в научном сообществе и в обществе в целом, или же тем, что физикалистские, а затем и логико-кибернетические концепции оказывались необходимыми, но не достаточными для понимания объективных особенностей генетических систем.’
Далее Седов приходит к следующему выводу:
‘В обоих случаях — судя по особенностям мышления генетиков (по крайней мере, авторов терминов), — генетике отнюдь не грозит физикализм восприятия объектов и подходов к ним, чреватый нарушениями биологической и гуманистической этики.
Если каждая «анимизация» нужна лишь затем, чтобы завуалированно охарактеризовать спонтанность, неуправляемость, неконтролируемость и непредсказуемость объекта в условиях исследований, то следует признать, что по мере развития генетики ее терминология все более и более свидетельствовала о бесконечной познаваемости генов. Но возможно и другое объяснение: даже генетические объекты реально живут и целесообразно действуют, и поэтому для их описаний требуется не только технико-физикалистская, но и многообразная биологическая и даже гуманитарная лексика.’
Должен признаться, что такого поворота в рассуждениях биолога я не ожидал. С моей точки зрения упор на гены уводит биологов от организма как такового. В конечном итоге, живая клетка получается только путем деления живой клетки, тезис Рудольфа Вихрова об этом никто еще не отменил. Однако у генетиков похоже гены происходят от генов, а клетка и организм становятся уже как бы и ни при чем. Вот как Седов пишет о будущем генетики:
‘Полученные результаты позволяют предположить, что сейчас и в ближайшем будущем развитие генетики будет связано с созданием новых «анимизирующих» метафор: в геномику «нижних», а затем, возможно, и более высоких структурных уровней станут проникать рабочие понятия и модели из экологии, биоценологии, культурологии, психологии, социологии и других биологических и гуманитарных наук, изучающих надорганизменные явления. Насколько мы можем судить по нововведениям 1990-1997 гг. в лексике, синтаксисе и стилистике последних генетических обзоров и устных лекций наших зарубежных коллег, данная тенденция уже весьма выражена.’
В статье Седов несколько раз обращается к лингвистам и филологам:
‘Полагаем, что несколько приведенных примеров должны привлечь внимание психологов, лингвистов и филологов, логиков и методологов. Сотрудничая с ними, мы, генетики, сможем по-новому понять многочисленные тексты наших коллег, а знатоки, исследователи и ценители языка смогут познать глубины и насущные проблемы генетики и биологии в целом.’
Статья «Вновь о соотнесенности языка и генетического кода» доктора филологических наук Сурена Тиграновича Золяна показывает, что призыв Седова не остался без ответа. Приведу выдержку из реферата статьи:
‘Самого начала зарождения генетики было осознано глубинное сходство между языком и процессами обработки и передачи генетической информации. Еще в 1970 г. Р. Якобсон сформулировал проблему соответствий между языком и генетическим кодом как кардинальную для лингвистики. … В должной мере не учитывалось то, что только текст (а не знак) может рассматриваться как объект процесса создания — передачи — сохранения — преобразования информации. Между тем новейшие открытия показали возможность управления трансгенной экспрессией посредством мыслительной деятельности, что подтверждает необходимость рассматривать процессы обработки генетической информации как коммуникацию. Предлагается рассматривать геном как гипертекст, состоящий из упорядоченного подмножества других текстов. Текст может быть рассмотрен как квазиорганизм, обладающий памятью, креативно-когнитивными характеристиками и коммуникативным потенциалом, а клетка (ее рибосома) — как обладающая квазиинтеллектом и способностью оперировать абстрактными семиотическими последовательностями. В качестве фрагмента подобного описания мы предлагаем рассмотреть синтез белка (генетическую трансляцию) как лингво-семиотический процесс, показав, что «чтение» клеткой генетической информации разделяет сущностные характеристики «чтения» текста человеком.’
Интересно, что нам сулит союз генетиков и филологов? Только всплеск новых неожиданных метафор в генетике или что-то еще?
Седов, А. Е. (2000). Метафоры в генетике. Вестник Российской академии наук, 70(6), 526-534.
См. также
Седов, А. Е. (1999). Логика и история науки, запечатленные в метафорах ее языка: количественный и структурный анализ профессиональных терминов и высказываний генетики. Вавиловский журнал генетики и селекции (Информационный вестник ВОГИС), 3(9), 122-150.
Золян, С. Т. (2016). Вновь о соотнесенности языка и генетического кода. Вопросы языкознания, (1), 114-132.
https://evgeniirudnyi.livejournal.com/209197.html
01.11.2018 Метафоры смерти клетки в биологии
Увидел статью ‘Смерти клетки: Как язык и метафоры оказывают влияние на науку о смерти клетки‘. В статье рассматривается история исследований о смерти клетки, а также сопутствующие метафоры, которые использовали ученые.
В биологии считается, что цель живого заключается в размножении. Возможно именно поэтому систематические исследования смерти клеток в многоклеточных организмах как части нормального развития и функционирования многоклеточного организма начались только во второй половине двадцатого века. До этого факты такого поведения клеток в многоклеточных организмах были известны, в том числе уже в девятнадцатом веке, но им не придавалось особого значения. Считалось, что задачей клетки как части живого является борьба за жизнь из последних сил.
Важным событием в исследованиях смерти клетки стал обзор Альфреда Глюксманна (Alfred Glücksmann) 1959 года, в котором ученый собрал все известные сведения, из которых следовало, что смерть клеток является неотъемлемой частью эмбриогенеза, органогенеза и онтогенеза. Для описания происходящего Глюксманн использовал термины ‘смерть клетки’, ‘клеточная дезинтеграция’, ‘некробиоз’ и ‘дегенерация клетки’. Последние два термина были взяты из работ Рудольфа Вирхова (девятнадцатый век).
Метафора ‘запрограммированная смерть клетки’ (или ‘программируемая гибель клетки’) появилась в 1964 году в работах Ричарда Локшина (Richard Lockshin). Руководители молодого ученого поощряли креативный язык для описания результатов исследования. В то же время это была эра распространения компьютеров. Поэтому использование компьютерного жаргона вполне вписывалось в увлечение биологами кибернетикой. Раз клетки умирали, то это было кому-нибудь нужно, и этот кто-то все заранее запрограммировал.
Следующий набор метафор, связанных с ‘самоубийством клетки’, был выдвинут в работах Джона Сондерса (John W. Saunders) в работе 1966 года. Сондерс отталкивался от метафоры Локшина, но на этом пути он задался вопросом, является ли смерть клетки убийством, инициированным по указу вышестоящих органов (‘смертный приговор’), или самоубийством. Другими словами, происходит ли смерть клетки по ее собственному желанию или вопреки.
Более нейтральный термин ‘апоптоз’ был введен в работе 1972 года. Тем не менее, большинство обсуждений шло в парадигме запрограммированной смерти клетки, когда исследователи искали и находили ‘гены убийцы’ и ‘гены защитники’, случаи истинного ‘самоубийства’ и организованного ‘убийства’. Параллельно обсуждение смерти клетки шло в рамках социального контроля, когда помимо прочего рассматривался ‘альтруизм’ умирающей клетки. Например, статья 1992 года в журнале Nature имела название Социальный контроль выживания и смерти клеток. В этом контексте раковым клеткам приписывалась эгоистичная и асоциальная роль.
Для введения единообразия в описание результатов исследований в 1999 году был образован комитет по номенклатуре, связанной со смертью клетки (committee on the Nomenclature of Cell Death). Этот процесс завершился в 2005 созданием более формального органа Nomenclature Committee on Cell Death (NCCD), который в свою очередь выпустил три отчета, связанных с рекомендуемой терминологией.
Можно увидеть, что метафоры, используемые биологами, отражают дуальный взгляд на жизнь: механизм vs. организм. С одной стороне, предполагается наличие неумолимых каузальных механизмов (программируемая смерть, гены-убийцы и т.д), с другой подчеркивается внутренняя активность организма (самоубийство, альтруизм и т.д). В целом, как пишут, для понимания роли метафор необходимо проработать книгу Джордж Лакофф, Марк Джонсон, Метафоры, которыми мы живем. Похоже, что без нее понять науку невозможно.
Andrew S. Reynolds. The deaths of a cell: how language and metaphor influence the science of cell death. Studies in History and Philosophy of Science Part C: Studies in History and Philosophy of Biological and Biomedical Sciences 48 (2014): 175-184.