Увидел у Иванова-Петрова краткое описание книги Эвандро Агацци ‘Научная объективность и ее контексты‘ и решил ее пролистать. В целом книга, наверное, неплохая, но вникать желание не возникло. Причина связана с тем, что философ разбирает абстрактные проблемы, но в книге не видно даже попытки применить предложенные идеи к реальной научной практике. Например, в книге утверждается:
‘Первичной задачей науки должна оставаться ее определяющая цель, т.е. поиск истины, т.е. объективного знания.’
Было бы хорошо, если бы философ науки взял, например, книгу Роберт Сапольски ‘Биология добра и зла. Как наука объясняет наши поступки‘ и сказал бы, является ли изложенное в книге объективным знанием и выражает ли содержание книги Сапольски ту самую цель, про которую говорит Агацци. К сожалению, для подобного обсуждения на 688 страницах книги Агацци места не нашлось.
Ниже я выпишу несколько цитат из книги, связанных с редукционизмом и теорей виртуального мира. Агацци похоже не любит редукционизм. Вначале длинная цитата про красный цвет и электромагнитные волны:
‘очень общая точка зрения состоит в том, что мы, конечно, не можем не начать с повседневного опыта и предикатов обыденного языка, таких как обозначающие цвета, звуки и т.д., но потом научный дискурс (например, физика) объясняет эти черты в терминах своих точных предикатов. И многие люди делают отсюда вывод, что в силу этого факта от повседневных предикатов можно избавиться и вполне без них обойтись (это заключение имеет явно редукционистский характер).
Однако несмотря на свою, на первый взгляд, здравость, этот редукционистский тезис совершенно неоснователен. … Фактически, легко видеть, что когда мы переходим от предикатов обыденного языка к специализированным предикатам некоторой точной науки, не происходит никакого объяснения ни в каком подобающем смысле этого слова. … Допустим также, что физическая теория света как электромагнитного явления принята и известна. И что теперь, скажем, будет объяснением «красного» в терминах электромагнитного излучения? Как мы знаем, объяснить – значит дать ответ на вопрос «почему»; и в нашем случае этот вопрос может быть, например, таким: «Почему этот карандаш красный?»
Предполагаемое объяснение могло бы быть таким: «Этот карандаш красный (кажется красным), потому что он поглощает электромагнитные волны всякой длины, кроме длины примерно 650 нм, которые отражаются его поверхностью (достигая сетчатки вашего глаза, причем импульс доходит до вашего мозга, производя впечатление красного цвета)». Нужно действительно быть большим простаком, чтобы принять это как ответ на заданный вопрос, поскольку в нем не указывается никакой причины (даже в терминах электромагнитной теории света и физиологии зрительного восприятия), по которой эта конкретная частота должна производить впечатление красного цвета, а не, например, желтого или зеленого.’
Теперь про сны и галлюционации:
‘дискурс, предполагающий говорить о снах или галлюцинациях, будет подлинно реалистическим, именно если он добьется своей цели, независимо от того факта, что сны и галлюцинации – не физические объекты. С другой стороны, этот дискурс не будет считаться реалистическим, если он сумеет только говорить о физических ситуациях, сопровождающих сны и галлюцинации, таких как электрические или химические состояния мозга (поэтому физикалистский редукционизм далеко не гарантия реализма, а скорее его отрицание).’
Со сказанным выше я согласен, но из беглого просмотра книги осталось непонятно, что Агацци предлагает взамен. Так он заявляет
‘если «объект» науки есть, по определению, нечто такое, что должно (в принципе) быть объектом для всех субъектов, он может быть только интеллектуально построенной структурой.’
Возникает вопрос, можно ли сказать, что мозг, нейроны и нейромедиаторы, про которые говорит Сапольски в своей книге, являются исключительно интеллекутально построенными структурами. К сожалению, четкого ответа на этот вопрос в книге увидеть не удалось.
При изложении того, что называют теорией познания, Агацци хочет примирить приватность восприятий субъекта и объективность научных объектов путем введения интерсубъективности. Я бы сказал, что Агацци рассуждает в рамках теории виртуального мира, но однозначно сказать сложно, поскольку понять философов крайне непросто. С другой стороны непонятно, как по другому можно истолковать следующее высказывание:
‘Чтобы убедиться в этом, рассмотрим тот факт (уже подчеркнутый в гл. 2), что наблюдения неизбежно отсылают нас к приватности наблюдателя, потому не могут соответствовать требованию интерсубъективности.’
Ниже две красивые цитаты. Вначале высказывание Перси Бриджмена:
‘Нет такой вещи, как публичное, или массовое, сознание. В конечном счете наука – всего лишь моя частная наука, искусство – мое частное искусство, религия – моя частная религия и т.д. Тот факт, что, принимая решение о том, что будет моей частной наукой, я нахожу выгодным рассматривать только те аспекты моего непосредственного опыта, в которых подобные мне существа действуют определенным образом, не может затемнить тот существенный факт, что она моя и ничего больше. «Публичная наука» есть частный случай науки частных личностей.’
Агацци хочет преодолеть это препятствие и показать, что несмотря на приватность восприятий субъекта наука все-таки является общей. Теперь Матьё Венсан:
‘Публичность объекта определяет способ его построения, так же как и природу того, что он содержит. Простое требование быть удостоверенным некоторым субъектом заставит нас сделать объект содержанием ощущений, поскольку чувства субъекта будут действительно способом раскрытия объекта. Следовательно, требование быть известным многим – что есть просто шаг к тому, чтобы быть достоверным для всех – придает объективности другой смысл, оно делает объект как таковой относящимся не к чувствительности, но к интеллекту.’
Рассуждения Агацци похожи — чувства приватные, мысли о мире всеобщие. В заключение одна занятная цитата. Агацци позиционирует себя как научный реалист, тем не менее, он замечает следующее:
‘Действительно, если бы кто-то сказал: конечно, электрический ток был открыт наукой не так давно, но он всегда существовал в природе, мы ответили бы, что с точки зрения обсуждаемого нами различия между «вещью» и объектом этот ток не мог бы «играть роль вещи» до того исторического времени, в которое он был явно продемонстрирован и знание о нем стало надежным.’
Вот какие бывают научные реалисты.
Информация
Эвандро Агацци, Научная объективность и ее контексты, 2017.