В диссертации О. А. Долговой ‘Феномен понимания в структуре познавательной деятельности‘ неплохо рассмотрены разные подходы к пониманию в герменевтике, феноменологии, аналитической философии и диалектическом материализме. Отдельно есть описание взглядов на понимание В. В. Розанова и М. М. Бахтина. Могу рекомендовать как введение для размышлений, что такое понимание (за исключением третьей главы, где к решению привлекается синергетика). Ниже я остановлюсь на двух представителях герменевтики: Фридрих Шлейермахер (1768 — 1834) и Вильгельм Дильтей (1833 — 1911).
Герменевтика связана с пониманием текстов. Ее корни возводят к Аврелию Августину:
‘В книге «Христианская наука, или Основания священной герменевтики и искусства церковного красноречия», написанной в эпоху патристики христианским мыслителем Аврелием Августином и явившейся первым фундаментальным, сводным трудом по герменевтике, впервые в явном виде было дано определение понятию «понимание». По Аврелию Августину, понимание — это «переход от знака к значению».’
Другими словами, требуется понять, что означает тот или иной текст. Перед Шлейермахером в диссертации упоминается Флациус:
‘Позднее в XVI веке в эпоху Реформации Матиас Флациус Иллирийский, теоретический вдохновитель протестантизма, описавший новые принципы герменевтического истолкования, впервые различил понимание и интерпретацию: понимание выступало целью герменевтического искусства, в то время как интерпретация — герменевтическим методом.
Кроме этого, Флациус описал принцип, впоследствии вошедший во все герменевтики как механизм понимания — принцип «герменевтического круга», предполагающий требование истолкования целого, исходя из смысла входящих в него частей.’
Шлейермахер разработал проблему понимания текста на теоретическом уровне. При описании использовалось понятие ‘дивинаторный’ — насколько я понял, это означает понимание, основанное на интуиции. Шлейермахер различал две ступени понимания. Вначале требовалось понимание текста в буквальном смысле слова — грамматический разбор и значение слов; это называлось «грамматической» интерпретацией текста.
Далее следовала «техническая» интерпретация — понимание с учетом того, что хотел сказать автор. На этой стадии требовалось найти скрытые значения и смыслы, для чего было необходимо поставить себя на место автора:
‘Согласно Ф. Шлейермахеру, «задачей психологического истолкования является понимание каждого данного комплекса мыслей как момента жизни определенных людей». Другими словами, цель технической интерпретации — понимание индивидуальных смыслов.’
‘Именно техническую интерпретацию Ф. Шлейермахер считал наиболее важной проблемой и задачей герменевтики, именно с ней было связано его понимание герменевтики как искусства установления скрытых значений и смыслов. В данном случае понимание не могло опереться на некую готовую «технику», большое значение здесь должно было иметь «отгадывание» («дивинация»).’
Задача непростая и она не имеет однозначного решения:
‘Ф. Шлейермахер не утверждал, что «дивинация» может стать основой «объективного» знания. Цель психологической (технической) интерпретации могла быть достигнута только путем «приближения»; полное понимание чужой индивидуальности объявлялось утопией. Полное понимание достижимо только в аспекте грамматической интерпретации.’
‘Ф. Шлейермахер отмечал, что проникновение в умонастроение другого человека оказывается возможным благодаря тождественности людей друг другу как разумных существ, наделенных способностью к символизации и обозначению.’
Более того, требуются итерации для достижения согласования между двумя степенями: «грамматической» и «технической» интерпретациями. В целом отмечаются следующие принципы герменевтики Шлейермахера:
‘принцип диалогичности гуманитарного мышления; принцип единства грамматической и психологической интерпретаций; принцип диалектического взаимодействия части и целого при понимании текстов; принцип зависимости понимания от знания внутренней и внешней жизни автора произведения; принцип сотворчества (конгениальности) автора и интерпретатора; метод перевода интерпретатором бессознательного пласта из жизни автора в план знания; метод построения интерпретирующих гипотез, основывающихся на предварительном понимании.’
Вильгельм Дильтей распространил такое значение понимания на «науки о духе», то есть, на гуманитарные науки. В них также предполагалась возможность поставить себя на место другого человека:
‘предпосылками и основанием познания-понимания у В. Дильтея являлось «живое сознание», предполагающее переживание связи душевной жизни, данной человеку изначально и непосредственно. Причем сознанию эта связь дана не сразу и не целиком — благодаря усилиям наук о духе она постепенно доводится до более ясного осознания.’
‘Новое знание в ходе герменевтического истолкования могло быть получено, согласно В. Дильтею, с помощью особого рода индукции. В отличие от традиционного описания индукции как вывода, направленного от частного к общему, заключением которого является общее высказывание, В. Дильтей называл индукцией вывод, направленный от части к целому, точнее, от единичного проявления к целому жизненного единства. … Когда делается переход в рассуждении от единичных проявлений к утверждению о целом, то происходит так называемый «мериологический скачок», оправданность которого обосновывается весьма специфическим образом, очень далеким от известных способов обоснования индуктивных выводов.’
Это приводило к логичному разделению естественных и гуманитарных наук. В природе изучаются повторяющиеся явления, за которыми не стоит духовное начало. В «науках о духе» за изучаемыми явлениями стоят намерения и желания:
‘полагание понимания в качестве метода наук о духе основано на утверждении возможности сознания и переживания связи душевной жизни, что позволяет анализировать отдельные ее проявления и по аналогии судить о душевной жизни других людей. Понимание в данном случае имеет непосредственное отношение к предпосылке, условию познания; иными словами, если изначально нет сознания или переживания связи изучаемых явлений, то не имеет смысла говорить о понимании. В этом отношении явлениям душевной жизни так сказать «повезло», поскольку они находятся как будто в непосредственной близости к субъекту познания.’
В разделе про герменевтику далее рассказывается про Х.-Г. Гадамера, Э. Бетти и П. Рикера. Приведу только заключение:
‘В силу специфики герменевтического подхода понимание чаще всего рассматривалось в качестве феномена, имеющего языковой характер, разворачивающегося в медиуме языковости. Объектами понимания выступали не только языковые конструкции, но любые структурированные целостности, пригодные для запечатления смысла. На выявление последнего и направлено понимание, В конечном итоге и смысл текста, и значение знака оказываются тесно связанными с понятием целостной структуры, состоящей из отдельных частей.’
Интересно отметить, что Дильтей задумывался о поиске понимания в животном мире (цитата из книги С. С. Гусев, Г.Л. Тульчинский, Проблема понимания в философии: Философско — гносеологический анализ, 1985):
‘Согласно Дильтею, это процедура [понимание], соответствующая заключению по аналогии. С ее помощью в силу родства духовной жизни людей возможно достичь взаимопонимания между ними. Зато познание душевной жизни животных человеком, продолжает Дильтей, в этом отношении существенно ограничено. Относительно лучше дело обстоит с позвоночными, но что касается членистоногих, перепончатокрылых и т. д., то человек сталкивается здесь с совершенно чуждой ему внутренней жизнью: «Тут у нас отсутствуют все средства для проникновения в обширную душевную область… Поразительные душевные проявления пчел и муравьев мы подводим под смутнейшее из понятий, под понятие инстинкта. Мы не можем составить себе никакого понятия о пространственных представлениях паука. Наконец, у нас не существует никаких вспомогательных средств для определения того, где кончается душевная жизнь и где начинается организованная материя, лишенная ее». ‘
Было бы интересно узнать, что про это думали другие герменевтики. Следует ли искать понимание и смысл в животном мире или нет.
Информация
Долгова Ольга Анатольевна, Феномен понимания в структуре познавательной деятельности, 2004.
См. также: Понимание vs. объяснение в гуманитарных науках