В предыдущей заметке рассматривалась объективистско-реалистская гносеологическая модель. Она неплохо подходит к обыденной жизни в рамках наивного реализма. В обыденном мире люди окружены объектами (природными и сделанными людьми) и используемый язык отражает происходящее с этими объектами. Суждение ‘мясо зажарилось’ истинно, если оно соответствует соответствующему положению дел. Это можно проверить непосредственно, а в случае необходимости подождать, пока положение дел не придет в соответствие с ожиданиями.
В то же время в предыдущей заметке было отмечено, что использование этой модели для научных объектов проблематично. Попробуем применить для них вторую гносеологическую модель из книги Бряник: конструкционистскую гносеологическую модель. В ее рамках познание отождествляется с конструированием или изобретательством. Знанием становится сама созданная конструкция; можно сказать, что знание — это построенная научная модель. Истинность связывается с непротиворечивостью — появляется когерентная концепция истины.
Конструирование или изобретательство принадлежит обыденной жизни. Поэтому ниже будут использоваться обе гносеологические модели совместно. Для краткости они будут именоваться объективизмом и конструкционизмом соответственно.
Начнем с геометрии, где из аксиом и правил вывода строится доказательство теоремы. Истинность теоремы связывается с непротиворечивостью доказательства. В целом все неплохо соответствует конструкционизму: люди доказывают теоремы, которые связываются со знанием; правильность доказательства связывается с истинностью теоремы. Важно отметить, что знание в геометрии является объективным — разные люди достигают согласия в отношении вопроса об истинности той или иной теоремы.
Такой подход без труда переносится на математику, при этом вопрос о существовании абстрактных геометрических и математических сущностей не возникает. Наверняка не все математики и философы согласятся с таким подходом; часть из них будет настаивать на существовании геометрических и математических объектов в Платонии. В данном контексте важно только отметить, что конструкционистская гносеологическая модель позволяет избежать разговоров о Платонии.
В обыденной жизни геометрические и математические построения можно связать с реальными объектами; конструкционизм в отношении идеальных объектов вполне можно совместить с объективизмом в отношении реальных. В качестве примера рассмотрим ключ и замок. Для успешной работы форма ключа должна подходить к конструкции замка. В настоящее время конструирование замка и ключа выполняется в компьютерных системах, которые основаны на использовании аналитической геометрии. Компьютерная модель совпадает с идеальной геометрической моделью в рамках ошибок округления.
Далее при необходимости печатается чертеж или же компьютерная модель непосредственно используется при изготовлении замка и ключа. В конце получаются реальные изделия, форма которых в рамках допуска может отличаться от размеров в геометрической модели. Далее мы возвращаемся в обыденную жизнь и объективизм. Суждение ‘Ключ подходит к замку’ истинно, если ключ открывает и закрывает замок, и ложно в противном случае.
Распространение этой идеи на научные объекты в физике приводит к научному антиреализму. Физика невозможно без математики, математические объекты сконструированы (изобретены) человеком, поэтому это переносится на теоретические объекты в физике. В книге Фурсова научный антиреализм характеризуется таким образом:
‘«Антиреализм» — это закрепившееся в наши дни в западной философии науки собирательное название для группы концепций, как современных, так и относящихся к периоду дисциплинарного становления философии науки (конец XIX — начало XX вв.). Инструментализм, дескриптивизм и конвенционализм, представленные в работах Э. Маха, П. Дюгема и А. Пуанкаре, стали первыми антиреалистическими концепциями в философии науки. Одна из главных задач, которую ставили перед собой их авторы, заключалась в том, чтобы очистить естественнонаучное мышление от метафизических компонент, доставшихся ему в наследство от предшествующей натурфилософии. Современные антиреалистические концепции, представленные Б. ван Фраассеном, Л. Лауданом и К. Стэнфордом, разрабатывались их авторами в качестве альтернативы ставшему очень популярным в философии науки в 60-70-е годы XX века научному реализму. Поэтому в структуре этих концепций неизменно присутствует критическая часть, представленная аргументацией против основных реалистических тезисов, и конструктивная часть, в рамках которой с использованием концептуальных средств современной философии науки развиваются и уточняются многие идеи, восходящие к Э. Маху, П. Дюгему и А. Пуанкаре.’
Термин антиреализм относится к научным моделям, объекты же обыденной жизни признаются реальными. Грубо говоря, научная теория подвергается проверке путем проведения экспериментов, которые ученые проводят в обыденной жизни. Соответствие или несоответствие полученных результатов предсказаниям теории позволяет сделать соответствующие выводы.
Следует сказать, что в реальности все гораздо сложнее. Требуется специальное рассмотрение измерений как таковых, а также эксперимент оказывается неразрывно связан с теоретическими конструкциями. Поэтому требуются специальные усилия для подготовки и проведения эксперимента, что приводит к отличию ученого от детектива; Альберт Эйнштейн в книге ‘Эволюция физики’ охарактеризовал это отличие таким образом:
‘На первых страницах нашей книги мы сравнивали роль исследователя с ролью детектива, который, собрав необходимые факты, находит правильное решение посредством чистого мышления. В одном весьма существенном отношении это сравнение следует считать чрезвычайно поверхностным. И в жизни, и в детективных новеллах преступление дано. … Для ученого дело обстоит не так. … Для детектива факт преступления дан, и задача формулируется так: кто убил Кука Робина? Ученый должен, по крайней мере отчасти, сам совершить преступление, затем довести до конца исследование.’
Рассмотрим сказанное за пределами физики, при проведении эксперимента в функциональной магнитно-резонансной томографии. Целью эксперимента является измерение нейронной активности головного мозга в ходе выполнения испытуемым определенных когнитивных задач. Испытуемый помещается в сканер, по сути дела в большой магнит, и выполняет там определенное задание. Прибор в это время позволяет зафиксировать определенное место головного мозга, которое активировалось в ходе выполнения задачи.
В ходе эксперимента считается, что модели физики позволяют описать процессы, протекающие при взаимодействии магнитного поля и различных форм гемоглобина. На основе этого можно охарактеризовать изменение тока крови в мозге и тем самым пространственное распределение нейронной активности.
Для связи сказанного с обыденной жизнью потребовалось достаточно много «преступлений» со стороны ученых — изучение электрических и магнитных полей; создание единой теории электромагнитного поля и ее экспериментальная проверка; разработка структурной теории органических соединений химиками; описание взаимодействия молекул и магнитного поля; создание физиологии головного мозга. Также нельзя забывать про большую роль инженеров, которые создали этот прибор.
Как бы то ни было, в проведении этого эксперимента следует отметить важное обстоятельство. Все участники, как экспериментаторы, так и испытуемый, уверены, что они видят друг друга и прибор непосредственно, что они находятся в одном пространстве, что при разговоре о мозге испытуемого имеется в виду вполне определенная часть этого пространства, на которое все могут показать рукой. Другими словами, невозможно представить себе успешное проведение этого эксперимента вне рамок наивного реализма.
С другой стороны, многим ученым и философам представления научного антиреализма кажутся слишком упрощенными. Представители научного реализма говорят, что ‘чудес не бывает’; если все работает, то научная теория не только модель, а также в определенном смысле отражение реальности. Поэтому спор о научном реализме и антиреализме продолжается. В данном контексте важно только отметить, что научный антиреализм позволяет использовать обе гносеологические модели (объективизм и конструкционизм) одновременно и он вполне совместим со здравым смыслом.
В заключение отмечу другую крайность. Некоторые интеллектуалы предпочитают связать с конструкционизмом абсолютно все, включая когнитивный аппарат человека. Возникает слоган ‘Все есть модель’, в рамках которого объявляется, что ‘мозг конструирует’, ‘мозг изобретает’, ‘мозг исследует’ и т.д. С моей точки зрения на этом пути мы приходим к настолько неопределенным метафорам, что понять что-нибудь в результате становится невозможно. Объявление обыденной жизни моделью мозга ведет к плачевным результатам.
Информация
Н. В. Бряник, Введение в современную теорию познания, 2002.
А. А. Фурсов, Проблема статуса теоретического знания науки в полемике между реализмом и антиреализмом, 2013.