Ниже без комментариев цитаты из книги Роберта Райта ‘Моральное животное‘.
Введение
‘Я попробую доказать, что его характерные качества: скромность, совестливость, неприятие грубости — для естественного отбора, казалось бы, бесполезные, все же естественным отбором и обусловлены. … Даже Чарлз Дарвин был животным.’
Часть первая. Секс, романтические отношения и любовь
‘С точки зрения эволюционной теории его выбор может показаться весьма странным. На тот момент он был уважаемым, обеспеченным мужчиной в самом соку и вполне мог рассчитывать на молодую красивую жену. Эмма же была на год его старше, и красавицей вовсе не считалась, хотя и дурнушкой тоже (судя по ее портрету). Что же заставило Дарвина поступить столь эволюционно неэффективно?’
‘Во-первых, не следует забывать о дополнительных факторах, повышающих привлекательность потенциального партнера, таких как интеллект, надежность, психологическая и физическая совместимость. Выбор супруги — не только выбор сексуальной партнерши, но и матери для своих будущих детей. Стойкость и выдержка, проявленные Эммой, говорили в ее пользу.’
‘Во-вторых, надо учитывать не столько «объективную значимость» Дарвина на брачном рынке, сколько его «субъективно воспринимаемую значимость». Самооценка индивида и связанный с ней уровень притязаний формируются в подростковом возрасте, или даже еще раньше, на основе реакции социума. Дарвин отнюдь не ощущал себя альфа-самцом.’
‘Правда, Эмма и сама не бедствовала. Ее дед Джозайя Веджвуд, знаменитый художник-керамист, добился огромной известности и нажил приличное состояние. Она могла бы выйти замуж и за нищего, не опасаясь, что ее дети будут терпеть лишения. Но тут сыграла свою роль эволюционная тяга женщин к статусным партнерам: тысячелетиями она способствовала выживанию потомства и накрепко утвердилась в сознании.’
‘Как заметили канадские ученые Мартин Дали и Марго Уилсон, «любое существо, находящееся на пути к полному репродуктивному провалу», должно изо всех сил стараться переломить ситуацию, иными словами, естественный отбор вряд ли был милостив к генам мужчин, которые не начинали активно искать секса при длительном его отсутствии. Насколько известно, Дарвин до женитьбы так и не познал женщину. А много ли нужно, чтобы возбудить мужчину после столь продолжительного воздержания?’
Часть вторая. Социальные узы
‘Конечно, естественный отбор никогда не обещал нам райских кущ. Он «не хочет», чтобы мы были счастливы. Он «хочет», чтобы мы были генетически плодовиты. И Дарвин реализовал это «желание» весьма неплохо. У него родилось десять детей, из них семеро выжили и стали взрослыми. Таким образом, если наша задача — выявить особенности, которые естественный отбор заложил в совесть, нет никаких причин не использовать совесть Дарвина в качестве экспоната A: примера устойчивой, адекватной адаптации. Если совесть побуждала Дарвина делать вещи, приумножающие его генетическое наследие, то она, вероятно, работала именно так, как было задумано, хотя временами и причиняла внутреннюю боль.’
‘Естественный отбор не мог предвидеть, какой будет социальная среда Дарвина. Генетическая программа, определяющая нюансы нашей совести, не включает такую опцию, как «зажиточный человек в викторианской Англии». По этой причине (в числе прочих) не следует думать, что ранний опыт Дарвина мог придать его совести исключительно адаптивный характер. Тем не менее определенные вещи, которые естественный отбор все-таки «предвосхитил» — например, что уровень сотрудничества должен отличаться от среды к среде, — релевантны в любом месте и в любое время. Ниже мы попробуем разобраться, способствовало ли нравственное развитие Дарвина его процветанию в зрелом возрасте.’
‘Ряд дарвинистов сводит даже такой вид бескорыстных деяний к корыстным интересам. Не найдя способ, которым огнеземельцы могли вернуть долг (а мы не знаем, что они его не вернули), они списывают все на «эффекты репутации»: не исключено, что Дарвин сажал деревья в расчете получить награду в Англии (в том, что люди с «Бигля» повсюду разнесут весть о его великодушии, можно было не сомневаться). Однако моральные чувства Дарвина были достаточно сильны, а потому подобный цинизм маловероятен. … Другой пример: какая могла быть выгода от бессонницы [у Дарвина], вызванной воспоминаниями о страданиях рабов в Южной Америке?
Проще всего объяснить данный вид «слишком» нравственного поведения, вспомнив, что люди не столько «максимизаторы приспособленности», сколько «исполнители адаптации». В нашем случае адаптация — совесть — была задумана с целью максимизации приспособленности, эксплуатации местной среды во имя генетических интересов, однако успех данного предприятия весьма далек от гарантированного, особенно в социальных условиях, чуждых естественному отбору.’
‘В начале этой главы мы выдвинули рабочую гипотезу о том, что совесть Дарвина — бесперебойно функционирующая адаптация. Во многом так оно и есть.’
Часть третья. Социальное противостояние
‘Дарвина можно назвать идеальным экземпляром нашего вида. Он отлично преуспел в самом человеческом деле — манипулировании социальной информацией в личных интересах. Предложенная им версия появления человека и других живых организмов получила широкое распространение и подняла его на вершину социального Олимпа.’
‘При более внимательном изучении длинного и извилистого пути Дарвина к славе становится очевидно, что привычные представления о нем, как о человеке, лишенном амбиций, презирающем макиавеллизм и не испорченном славой, не вполне соответствуют действительности. В свете новой эволюционной парадигмы он предстает скорее не как святой, а как самец-примат.’
‘Представление о Дарвине как о типичном молодом самце, одержимом жаждой победы, несколько противоречит привычным воззрениям. Джон Боулби описывал Дарвина как человека, «постоянно недовольного собой», «склонного принижать собственные достижения», «постоянно опасающегося критики от других и от самого себя», «преувеличенно почтительного к авторитету и мнению других». Не слишком похоже на поведение альфа-самца, не правда ли? Но вспомним, что в группах шимпанзе часто (а в человеческих обществах почти всегда) социальный статус не повышается в одиночку. Как правило, первым шагом к восхождению становится заключение союза с особью более высокого ранга, для чего требуется уметь демонстрировать подчиненное положение. Один из биографов Дарвина так описывал его мнимую патологию: «Недоверие самому себе и отсутствие уверенности заставляли его подчеркивать собственные недостатки, особенно при общении с авторитетными личностями».’
‘Нравственные чувства Дарвина были гораздо острее, чем диктовал личный интерес. И я считаю, что если рассматривать их через призму эволюционной психологии, то многие странности и неувязки в характере Дарвина станут вполне объяснимыми, а его профессиональные усилия обретут логическую стройность, перестанут казаться беспорядочными метаниями из-за неуверенности в себе и излишней почтительности к авторитетам и предстанут в истинном свете — как упорное, неуклонное восхождение на вершину, ловко прикрытое страданиями и смирением. Муки совести помогли Дарвину обрести крепкую репутацию; почтение к успешным людям — обзавестись полезными знакомствами и подняться по социальной лестнице; мучительная неуверенность в себе — защититься от нападений; искренняя симпатия к друзьям — создать крепкую коалицию. Воистину животное!’
Часть четвертая. Мораль сей басни…
‘Одно из болезненных состояний Дарвина, которое можно будет проанализировать и понять, только если прекратить рассматривать его как противоестественное, — его беспощадная неуверенность в себе. Возможно, в древности она была оправданна, поскольку помогала человеку найти обходные пути, если он был неспособен подняться по социальной лестнице классическими способами (при помощи физической силы, приятной внешности, обаяния). Такой человек мог, например, попробовать подняться за счет увеличения вкладов в рамках реципрокного альтруизма, отсюда и чувствительная совесть, и хроническая боязнь не понравиться.’
‘Животное, подобное Дарвину, может тратить много времени на беспокойство о других животных, не только о своей жене, детях и друзьях высокого статуса, но о далеких рабах, неизвестных поклонниках, даже лошадях и овцах. Если учесть, что эгоизм был главным критерием в нашем творении, то мы — разумно заботливая группа организмов. В самом деле, если достаточно долго обдумывать беспощадную логику эволюции, то можно прийти к выводу, что наша этика — это почти чудо.’
Информация
Роберт Райт. Моральное животное, 2020.
Robert Wright, The moral animal, 1994.