Лоррейн Дастон и Питер Галисон решили подойти к анализу объективности путем рассмотрения научных атласов в биологии, анатомии, астрономии, метеорологии, эмбриологии и других дисциплинах. Вступление к атласу содержит представление авторов атласа о том, каким образом следует формировать представленные изображения. Таким образом, Дастон и Галисон проанализировали и сравнили требования к изображениям в научных атласах за последние триста лет.
Получилась интересная картина — как оказалось, идеал научного знания менялся по ходу времени. Представители века Просвещения стремились отобразить в атласах истину-по-природе. Для ее нахождения по причине природного разнообразия было недостаточно взять и отобразить произвольный экземпляр. Требовалось увидеть и найти типичные образцы, такие, которые наилучшим образом представляли многообразие природы. В восемнадцатом веке ученые считали, что они вполне способны на такое — внимательно посмотреть, сравнить, подумать, а затем отобразить типичное.
Во второй половине девятнадцатого века ситуация поменялась. Изображение идеализированных типичных образцов было объявлено произволом и именно в это время появилось стремление к объективности. Интересно отметить, что это позволило Дастон и Галисону утверждалось, что история научной объективности на самом деле достаточна коротка и ограничена. Как бы то ни было, идеалом составителей атласов в этот период стала механическая объективность — от составителей атласов требовалось наступить песне на горло и представить только то, что действительно существует. Творческие люди могут проявить свою индивидуальность, а вот ученые обязаны быть объективными.
Для последующих поколений ученых механическая объективность оказалась слишком ограниченной и на сцене появилось тренированное суждение. Дастон и Галисон характеризуют взаимоотношения между разными подходами таким образом:
‘Наука истины-по-природе существовала прежде, чем возникла наука объективности; тренированное суждение в свою очередь было реакцией на объективность. Но то, о чем пойдет речь, представляет собой скорее историю инноваций и распространения, чем монархического наследования. Возникновение в середине XIX века объективности как эпистемической добродетели не упразднило истину-по-природе, как и поворот к тренированному суждению не означал устранение объективности. Вместо аналогии последовательной смены политических режимов или научных теорий, празднующих свой триумф на развалинах своих предшественниц, представьте появление новых звезд, которые не занимают место старых, но изменяют саму географию неба.’
Для характеристики научных идеалов Дастон и Галисон используют выражение ‘эпистемическая добродетель’. Мне оно понравилось; приведу пару цитат:
‘Эпистемология может быть переопределена так же, как этика в современной философии: как хранилище разнообразных добродетелей и видений блага.’
‘Эпистемические добродетели – это добродетели в буквальном смысле слова. Это нормы, которые усваиваются и усиливаются путем апелляции к этическим ценностям, равно как и к их прагматической действенности для овладения знанием.’
Другое понятие, вокруг которого построено обсуждение в книге Дастон и Галисона — это самость (self). По ходу времени менялось представление человека о себе самом и, как утверждают авторы книги, эти изменения можно связать с изменением эпистемических добродетелей. Люди эпохи Просвещения боролись с воображением и с этой целью они опирались на разум. Во второй половине девятнадцатого века самость связывалась с волей, которая могла завести ученого не туда куда нужно. Воля может быть полезна для творческих людей, в науке же ее следовало подавлять и быть объективным. В двадцатом веке обнаружилось, что на самость влияют бессознательные процессы, что в свою очередь дало толчок для новых размышлений.
Одна глава в книге посвящена попыткам ученых конца девятнадцатого — начала двадцатого века обойтись вообще без образов. Можно сказать, что в это время ряд ученых пришли к радикальной форме теории виртуального мира и у них появилось сомнение в том, что образы, принадлежащие сознанию, правильно передают внешний мир. Идеалом в этом случае стала структурная объективность — предполагалось, что наука находит математические структуры, которые в конечном итоге соответствуют тому, что творится во внешнем мире.
Должен сказать, что эта глава оказалась наиболее близка ко мне, поскольку моя научная карьера была связана именно с математическим описанием мира. В данном случае возникает вопрос о статистической обработке экспериментальных данных и я всегда искал самый лучший метод из математической статистики. Поскольку мне требовалась обработка экспериментальных данных разных авторов, в конце концов я пришел к модификации дисперсионного анализа со случайными факторами на случай нелинейной регрессии. Могу определенно сказать, что статистика облегчает работу, но что в любом случае результаты обработки зависят от принятых экспертных предположений.
В этом смысле без тренированного суждения никак не обойтись. В настоящее время можно нередко услышать про результаты метаанализа группы результатов разных экспериментаторов. Это является разновидностью дисперсионного анализа со случайными факторами. Так вот, метаанализ также основан на принятых экспертных предположениях. Иногда, к сожалению, можно услышать что метаанализ не требует никаких предположений. Это абсолютно не так — просто в этом случае авторы не задумывались над тем, какие предположения были заложены по умолчанию.
В заключение скажу, что для меня интереснее чтение книг по истории науки, чем книг по философии науки. Обсуждение объективности, связанное с богатым фактическим материалом из истории науки, выглядит гораздо привлекательнее, чем рассмотрение той же объективности с точки зрения абстрактной философской позиции.
P.S. Интересно отметить, что слово атлас связано с Атласом из древнегреческой мифологии:
‘Название «атлас» происходит от карты мира Герарда Меркатора – «Атлас, или Картографические соображения о сотворении мира и вид сотворенного» (Atlas sive cosmographicae meditationes de fabrica mundi et fabricati figura, 1595). (Название труда Меркатора содержало аллюзию на титана греческой мифологии Атласа, державшего мир на своих плечах.)’
Информация
Лоррейн Дастон, Питер Галисон. Объективность, 2018.
Книга вышла на английском в 2007 году. Lorraine Daston, Peter Galison, Objectivity.
Обсуждение
https://evgeniirudnyi.livejournal.com/285594.html
18.05.2022 Из истории объективности
Глава 1, Эпистемологии взгляда, Раздел Новизна объективности.
‘Научная объективность имеет на удивление короткую историю. Она впервые возникает в середине XIX века и в течение нескольких десятилетий не только становится научной нормой, но и утверждается во множестве научных практик, включая изготовление изображений для научных атласов. … До объективности существовала истина-по-природе, после нее появилось тренированное суждение.’
‘Свидетельством новизны научной объективности в XIX веке является уже само это слово. Слово «объективность» имеет причудливую историю. … С самого начала [у схоластов] obiectivus/obiective сопоставлялась с subiectivus/subiective, но изначально эти термины обозначали почти в точности обратное тому, что они обозначают сегодня. Слово «объективный» указывало на вещи как они представлены сознанию, а слово «субъективный» – на вещи, существующие сами по себе.’
‘В течение XVII–XVIII веков слова «объективный» и «субъективный» выходят из употребления. … Именно Иммануил Кант сдул пыль со старой схоластической терминологии «субъективного» и «объективного» и вдохнул в нее вторую жизнь и новые значения. Но кантовские значения были дедушкой и бабушкой (а не близнецами) привычных для нас значений этих слов. Кантовская «объективная действительность» (objektive Gültigkeit) отсылала не к объектам внешнего мира (Gegenstände), а к «формам чувственности» (время, пространство, причинность), являющимся условиями опыта. … В целом для Канта граница между объективным и субъективным соответствует границе между универсальным и партикулярным, а не между миром и сознанием.’
‘Однако имела место еще и рецепция кантовской философии, зачастую преломленная через призму других традиций. Именно эта рецепция способствовала обновлению терминологии объективного и субъективного в начале XIX века.’
‘С 1820–1830‐х годов словарные статьи (сначала в Германии, затем во Франции и, наконец, в Англии) начинают определять слова «объективность» и «субъективность» почти знакомым нам образом, зачастую с указанием на философию Канта. Например, в 1820 году немецкий словарь определяет объективное как «отношение к внешнему объекту», а субъективное как «личное, внутреннее, присущее нам самим в противоположность объективному». Но еще в 1863 году французский словарь характеризует подобные определения как «новое значение» (диаметрально противоположное старому, схоластическому) слова objectif и приписывает качество новизны «философии Канта».’
‘Около 1850 года «объективность» в своем современном значении утвердилась в основных европейских языках вместе со своей наследственной противоположностью – «субъективностью». Оба слова поменяли свои значения на 180 градусов.’
https://evgeniirudnyi.livejournal.com/284486.html
20.05.2022 Механическая объективность как идеал
‘Наряду с явным трудолюбием у машин было и нечто более важное: рычаги и шестерни не поддавались искушению. Конечно, этим механическим добродетелям ничего не ставилось в заслугу, поскольку их соблюдение не требовало ни свободной воли, ни самообладания. Но тот факт, что у машин не было иного выбора, кроме как быть добродетельными, поразил ученых, с подозрением относившихся к возможностям собственной самодисциплины, как явное преимущество. Вместо свободы воли машины предлагали свободу от воли – от преднамеренных вмешательств, которые стали рассматриваться в качестве наиболее опасных проявлений субъективности. Машины не владеют теорией и не способны к спекуляции – тем лучше. Подобные изыскания были лишь первыми шагами по скользкому пути в направлении вмешательства. Даже в своих слабостях машины воплощали негативный идеал невмешивающейся объективности.’
https://evgeniirudnyi.livejournal.com/284800.html
28.05.2022 Страх как источник объективности
‘Вся эпистемология рождается из страха – страха того, что мир слишком сложен, чтобы разум смог постичь его; страха, что восприятие слишком немощно, а интеллект слишком хрупок; страха, что память притупляется даже между двумя последовательными шагами математического доказательства; страха, что власть и конвенция ослепляют; страха, что у Бога могут быть тайны, а демоны одурачивают. Объективность – одна из глав в этой истории интеллектуального страха, истории волнений по поводу возможных ошибок и предпринятых в связи с этим мер предосторожности. Но страх, к которому обращена объективность, глубже, он отличается от других страхов. Угроза таится не вовне – будь то сложный мир, загадочный Бог или лукавый демон. Не содержится она и в поддающихся исправлению ощущениях, которые можно усилить с помощью телескопа или микроскопа, равно как в памяти, которую можно подстраховать записями. Индивидуальная стойкость в противостоянии преобладающему мнению здесь бесполезна, потому что под подозрением находится сам индивид.’
https://evgeniirudnyi.livejournal.com/285390.html
24.01.2024 Рисование процессов жизни
Сборник статей ‘Рисование процессов жизни. Молекулы, клетки, организмы‘ посвящен взаимодействию биологии и изобразительного искусства. Одни из редакторов Джон Дюпре (John Dupré) — философ биологии, который продвигает взгляд на биологию как на процесс. Другой редактор Джемма Андерсон-Темпини (Gemma Anderson-Tempini) художница, соавтор почти половины статей в сборнике. Книга отражает результаты совместного проекта ‘Репрезентация биологии как процесса’.
В книге основной упор сделан на визуализацию как средство мышления. Статья ‘Рисование как прагматическая визуальная эпистемология‘ отталкивается от диаграмм Чарльза Пирса и показывает, каким образом визуализация способствует мышлению. Далее в большинстве статей рассказывается о совместной работе художников и биологов в таком духе. Например, есть желание изобразить биологию как процесс и ведется поиск достижения этой цели с использованием изобразительного искусства.
Можно согласиться, что биология тесно связана с рисунками и визуализацей; поэтому взаимодействие между биологами и художниками можно приветствовать. В то же время в философии науки отличают контекст открытия от контекста обоснования. Именно здесь проходит граница между искусством и наукой. В искусстве можно обойтись контекстом открытия: произведение создано, а далее каждый может интерпретировать его как он хочет. В науке такое уже не проходит.
Должен признаться, что я только пролистал книгу, но у меня сложилось впечатление, что этому вопросу в книге уделено недостаточно внимания. В этой связи могу рекомендовать книгу Дастон и Галисона ‘Объективность‘, в которой рассматривается история научных атласов и изменения по ходу истории в вопросе, что такое объективность. Отмечу, что книга Дастон и Галисона цитируется, но, по-моему, без надлежащих выводов.
Drawing Processes of Life, Molecules, Cells, Organisms. 2023.