В 1965 году Поппер прочитал лекцию на открытии Международного коллоквиума по философии науки; она была включено в посмертное издание книги ‘Мир Парменида‘. Поппер подчеркивает важность философии Парменида для развития современной науки:
‘Границы рационализма, которые я имею в виду, были прочерчены (пост-)Парменидовым учением, заключающимся в том, что наука строго ограничена поиском инвариантов: поиском того, что неизменно в процессе изменения: того, что остается константным, или инвариантным при определенных преобразованиях.’
Начну с пары цитат, которые выражают общность позиции Парменида и физиков — Эйнштейн как четырехмерный Парменид:
‘идея Парменида достигла, мне кажется, наиболее полного осуществления в континуализме Эйнштейна. (Наверное, здесь будет уместно упомянуть, что я обсуждал это с Эйнштейном и что он согласился с моей характеристикой его теории как парменидовой.) Детерминистическая космология Эйнштейна представляет собою четырехмерную блок-вселенную Парменида.’
‘Историки науки или философы — те, кто не захотят приписать такому великому мыслителю, как Парменид, учение о столь же явно неэмпирическом, как и иллюзорном характере мира изменений (это учение так же трудно принять, как и учение о том, что сознание является единственной вещью во Вселенной, которая подвержена изменению), возможно, пересмотрят свою точку зрения на отношение античного мыслителя к учению об иллюзии изменений, когда увидят, что такие великие ученые, как Больцман, Минковский, Вейль, Шрёдингер, Гёдель и особенно Эйнштейн, рассматривали вещи, подобно Пармениду, и изъяснялись удивительно похожим языком.’
В то же время философская позиция Поппера отличается от научной картины мира, которая следует из буквального толкования научных теорий. Поэтому Поппер ищет выход из сложившейся ситуации с целью ‘обосновать непарменидову исследовательскую программу’. В целом статья Поппера является хорошим примером проблематичности позиции научного реализма. Буквальное следование выводам из научных теорий ведет к иллюзорности человеческого мера, с чем Поппер, как философ, не может согласиться. Интересно наблюдать как Поппер старается найти компромисс между философской позицией и наукой.
Философская позиция Поппера связана в том числе с реализмом по отношению к времени. Поэтому значительная часть статьи посвящена обсуждению противоречия между необратимостью процессов в классической термодинамике и обратимостью законов механики. При этом Поппер, с моей точки зрения, слишком активно вмешивается в обсуждение этого вопроса учеными. Так, следующие заявления Поппера произвели на меня крайне неприятное впечатление:
‘Хотя кинетическая и статистическая теории претендуют найти вывод закона энтропии, они не могут этого сделать в силу того, что эмпирически и феноменологически закон энтропии ложен.’
‘Это означает, что мы можем создать демона Максвелла и построить реально существующий, хотя весьма мало эффективный, вечный двигатель второго рода. Опишем, как это возможно.’
С другой стороны, рассмотрение этих вопросов интересно с точки зрения истории науки. В конце заметки я выпишу некоторую информацию по этому поводу.
Приведу аргументацию Поппера против детерминизма:
‘Для меня метафизический детерминизм представляется противоположным здравому смыслу. Конечно, здравому смыслу приходится отступать, когда имеются сильные рациональные аргументы против привычных взглядов, но все же от них не следует отказываться (хотя следует испытать и противоположные взгляды) до тех пор, пока эти рациональные аргументы не окажутся достаточно сильны. А аргументы в пользу детерминизма мне вообще не кажутся сильными.’
Не думаю, что аргументация в такой форме совместима с научным реализмом. Более того, в науке детерминизм противопоставляется стохастичности, поэтому непонятно, какое отношение философские рассуждения на тему детерминизм — индетерминизм имеют к научным теориям.
Теперь аргументация Поппера за реальность изменений:
‘Всякий, кто разделяет взгляды Парменида или считает объективно реальную Вселенную замкнутой, конечно, должен поддерживать некую субъективную теорию времени, которая делает время и изменение иллюзией нашего сознания. Иллюзия или сознание оказывается не более чем приложением к реальному миру. Но это создает огромные трудности, так как иллюзия изменения в свою очередь оказывается реальной иллюзией: ведь мы действительно переживаем изменения. А это означает, что наше сознание и в самом деле изменяется. Как мы можем согласовать это изменение с объективно неизменным миром? Проблема эта кажется мне неразрешимой; а если и разрешимой, то во всяком случае бесплодной псевдопроблемой. Если в мире существуют хоть какие-то изменения, пусть даже изменяющиеся иллюзии, это означает, что изменения существуют. (Кинопленка существует сразу целиком, но для того, чтобы создать для нас иллюзию движения, или изменения, пленка должна пройти через проектор — т. е. двигаться и изменяться.) А если изменения все-таки реальны, необходимо отказаться от идей Парменида или радикально преобразовать их.’
В целом я согласен со сказанным, но мне непонятно, как такое в принципе можно согласовать с научным реализмом. Более того, Поппер выдвигает такую ‘непарменидову исследовательскую программу’:
‘Конечно, мы не можем отказаться ни от парменидовой рациональности — поиска истинной реальности позади мира явлений и метода состязания гипотез и критицизма, — ни от поиска инвариантов. Но от чего мы должны отказаться, так это от отождествления реальности с инвариантами.’
По-моему, в таком свете обсуждение научных теорий должно проходить других образом, поскольку исходной точкой отсчета на этом пути должно было бы стать обсуждение, что такое реальность.
Классическая vs. статистическая термодинамика
Поппер рассматривает неудачные попытки Больцмана доказать совместимость статистической механики на базе обратимой классической механики с необратимостью в классической термодинамике. В конце концов, осознав невозможность такого доказательства, Больцман предложил спекулятивную гипотезу, что время субъективно и что оно совпадает с направлением изменений в сторону увеличения энтропии (см. Мозг Больцмана в равновесной Вселенной). Поппер критикует Больцмана и рассматривают другие варианты. Один из них отказаться от законов классической механики:
‘Л. Л. Уайт в 1955 г. выдвинул смелое предположение, что мы должны отыскивать теории или законы, которые необратимы во времени. Кажется, нет никаких оснований не верить, что такие законы действительно существуют; иначе очень трудно объяснить внутренне присущее направление в асимметрии осуществимых начальных условий. С 1956 г. и по сей день накапливается все больше данных, внушающих уверенность, что вскоре мы сможем найти эти законы.’
Другой связан с субъективностью вероятностей и таким образом с субъективностью энтропии:
‘предложенная Борном интерпретация идей Больцмана (которую, как он полагал, разделяют Эренфесты) содержит одну из наиболее важных и влиятельных апологий Парменида в современной физике: интерпретацию теории вероятностей как теорию нашего незнания.’
Попперу этот путь не нравится и он его решительно критикует:
‘Субъективистская интерпретация вероятности, которая рассматривает применимость вероятности как следствие нашего незнания, — одна из важнейших апологий Парменида нашего времени. Она возникает из детерминизма Парменида: детерминист едва ли сможет объяснить случайность каким-либо другим, кроме субъективизма, способом, — только как иллюзию, возникающую в силу нашего незнания.’
Третий путь заключается в возможности убедить себя, что на самом деле можно таки согласовать одно с другим (цитата Татьяны Эренфест):
‘Существенная необратимость всех наблюдаемых процессов может быть встроена в картину следующим образом. Период времени, в котором мы живем, может оказаться периодом, в котором Н-функция части мира, доступной наблюдению, уменьшается <то есть энтропия возрастает>. Это совпадение вовсе не случайно, так как существование и функционирование наших организмов, в их настоящем качестве, были бы невозможны в любое другое время. Попытка объяснить это совпадение каким-либо вероятностным подходом, по моему мнению, непременно провалится.’
Броуновское движение и классическая термодинамика
В статье было пара цитат по поводу броуновского движения. По всей видимости Поппер в поиске своего решения понял слова Эйнштейна и Пуанкаре в буквальном смысле слова.
‘В этой статье Эйнштейн [имеется в виду статья про броуновское движение 1905 года] совершенно ясно говорит, что «классическая термодинамика (т. е. второй закон) не может больше рассматриваться как вполне применимая даже к телам различимого под микроскопом размера».’
‘Пуанкаре увидел, что броуновское движение «противоречит принципу Карно» (т. е. закону возрастания энтропии), и при этом добавил: «Мы видим, как у нас на глазах то движение превращается в теплоту,., то, наоборот, теплота превращается в движение (тем самым нарушая второй закон — К.П), и без какой-либо потери, так как движение длится вечно». (Иначе говоря, он признал существование вечного двигателя второго рода.) «Мы больше не нуждаемся, — продолжал Пуанкаре, — в беспредельно острых глазах демона Максвелла: достаточно нашего микроскопа» [Пуанкаре, Ценность науки]’
Информация
Поппер, К. За пределами поиска инвариантов. Вопросы истории естествознания и техники. Часть 1. (2002) N 4, 674-702. Часть 2. (2003) N 2, 64-101.
Popper. К. The world of Parmenides. Ch.7. Beyond the search for invariants. 1998.