В статье ‘«Факторы наследственности» Менделя: Бесславный конец и второе рождение‘ разбирается вопрос, почему идеи Грегора Менделя (1822 — 1884) не были восприняты ученым сообществом при его жизни. Статья хорошо написана и мне понравились предлагаемые ответы.
На этом примере я хотел бы однако разобрать другой вопрос — как можно охарактеризовать предложенные ответы. С моей точки зрения они попадают в разряд понимающей истории в духе Робина Коллингвуда. Можно назвать эти ответы объяснением, но в этом случае значение ‘объяснения’ вряд ли можно совместить с ‘научным объяснением’ в естественным науках.
В статье отвергается распространенное мнение, что работа Менделя была опубликована в малоизвестном издании и что сам Мендель практически был неизвестен. Эксперименты по гибридизации проводились рядом биологов и они были знакомы с Менделем и его работами. Ссылки на работы Менделя появились в четырех статьях биологов, что само по себе не мало, если принять во внимание, что ученые цитирует далеко не все работы, которые они читают.
Тем не менее, даже те биологи, которые были знакомы с работами Менделя, не поняли или отвергли его теорию. Приведу одну цитату:
‘В третий раз менделевский труд «всплыл» еще через два года в магистерской диссертации И. Ф. Шмальгаузена [отца того самого Шмальгаузена] о дикорастущих гибридах. При этом особо выделялась роль применявшегося Менделем метода и представления результатов исследования в виде математических формул, т.е. стремления с высокой точностью определить число возникающих от гибридного опыления форм и их количественное соотношение между собой. Тем не менее, существо дела, как и прежде, оставалось за пределами рассмотрения. Неслучайно Шмальгаузен пришел к заключению, что результаты, полученные Менделем, в основе своей мало чем отличаются от теоретических соображений Ш. Нодэна.’
Авторы статьи предлагают три причины для объяснения произошедшего:
1) Математический язык в статье Менделя. Биологи того времени без энтузиазма относились к математике и это помешало им воспринять содержание статьи.
2) Жесткость и категоричность выводов. В то время было невозможно объяснить результаты всех экспериментов посредством законов Менделя. Как пишут, даже сам Мендель потерял уверенность в правильности своих законов:
‘Восприняв рекомендацию Нэгели о направлении дальнейших исследований, Мендель интенсифицировал свою работу по скрещиванию ястребинок. Уже в 1867 г. он получил первые гибриды, а еще через два – выступил с докладом на заседании Общества естествоиспытателей в Брюнне. Несмотря на все его усилия, второе и последующие поколения не расщеплялись, а оставались «константными». … Правда, Мендель утешал себя тем, что «работа еще не вышла за пределы ее начала», и если продолжать опыты в течение долгих лет, то и эту загвоздку удастся преодолеть. … Однако, по-видимому, червь сомнения уже поселился в его душе. Уверенность в открытых им «законах» была надломлена, и это обстоятельство сыграло не последнюю роль в последовавшем вскоре решении оставить опыты по гибридизации растений.’
3) Спекулятивность построений. Во времена Менделя практически не было ничего известно о материальных процессах наследования и поэтому построения о доминантных и рецессивных признаках находились на уровне спекулятивной философии. Главное отличие между временами Менделя и переоткрытием его законов связано с открытием роли хромосом в процессах наследования.
Рассмотрим вопрос, как можно охарактеризовать подобные ответы. Вопрос достаточно общий, поскольку часто хочется понять, почему что-то в истории произошло именно таким образом. Можно ли в данном случае сказать, что ответы являются объяснением?
Гемпель пытался применить дедуктивно-номологическую модель объяснения для подобных ситуаций таким образом (цитаты ниже из диссертации Медведева):
‘Гемпель доказывает, что либо объяснение через мотивы (цели) человеческих действий сводится к объяснению через охватывающие законы, либо не является объяснением вообще. Т.е. его необходимой посылкой является закон, что любое рациональное существо в ситуациях этого типа совершает действие X.’
Такой подход явно не пройдет. Поведение как Менделя, так и других биологов следует признать рациональным. Вполне рациональны выдвигать гипотезы и пытаться их проверить, но также рационально не придавать значения слишком спекулятивным гипотезам и гипотезам, которые не могут объяснить другие проводимые эксперименты.
Более разумно начать с понимания. Статья предлагает нам понимание как Менделя, так и его оппонентов. Именно в этом заключалась идея понимающей истории Коллнигвуда:
‘Коллингвуд делает вывод, что история есть история мысли. Цель историка — познание мысли исторических деятелей, воспроизведение ее в своем сознании, события для него — лишь внешнее выражение мыслей.’
К этом следует добавить наличие фактического материала (статьи, письма и т.д), но без наличия понимания у нас ничего не получится. Мы стараемся понять поведение других людей и для этого ставим себя на их место. Конечно, однозначно сказать, почему человек поступил так или иначе вряд ли получится. Другими словами, приведенные ответы невозможно рассматривать в рамках строгих причинно-следственных отношений. Речь скорее идет о наличии как аргументов за, так и аргументов против той или иной идеи.
При этом вполне можно говорить про историческое знание. Рассматриваемая статья про Менделя в этом смысле удовлетворяет критериям Коллингвуда:
‘История, по Коллингвуду, обосновывает свои претензии на знание демонстрацией оснований. А оправдание претензий на знание демонстрацией оснований, на которых оно строится, является, по его мнению, универсальной чертой науки как организованной системы знания.’
В таком смысле можно вполне говорить про объяснение, но это совсем не то объяснение, которое имеется в виду в естественных науках. Это будет объяснением, основанном на понимании социальной жизни в целом, а также понимания социальных правил, существующих в научном сообществе. Это объяснение не будет ни дедуктивным, ни номологическим, ни каузальным.
В заключение вопрос о познании самого себя. Помогает ли история в этом случае? Сложно сказать. Обычная реакция на историю науки заключается в том, что все это было тогда, но я сам-то наверняка занимаю правильную научную позицию и ко мне любимому все это никак не относится. К этому моменту подходят две цитаты ниже:
‘Не история принадлежит нам, а мы истории. Гадамер как бы совершает инверсию формулы Дж. Вико: мы понимаем историю не потому, что делаем ее, а потому что она делает нас.’
Из Мамчур И.А. Образы науки в современной культуре:
‘Перефразируя слова нашего отечественного философа Л. Шестова, его можно было бы сформулировать так: «Существует ли суд разума над историей (в данном случае суд рациональных оценок над историей науки) или история судит разум?»’
Информация
Петросян, Юлия Станиславовна, and Армен Эрнестович Петросян. «Факторы наследственности» Менделя: Бесславный конец и второе рождение. Вестник тверского университета: биология и экология 2 (2006): 177-194.
Медведев, Владимир Иванович, Понимание и объяснение в гуманитарном и естественнонаучном познании, Диссертация на соискание ученой степени доктора философских наук, 1998. Глава 1, Становление дилеммы «понимание — объяснение» в философии ХIХ-ХХ веков.