В лекции ‘О пределах познания природы‘ Эмиль Дюбуа-Реймон представляет свое видение границ науки. Сразу же скажу, что это отнюдь не пессимистическая лекция, поскольку в ней Дюбуа-Реймон занимает уверенную позицию, в рамках которой вполне можно позволить себе некоторые сомнения. Лекция начинается таким образом:
‘Как у всемирного завоевателя древних времен, в день отдыха от победоносных походов могло явиться желание определить точные границы необозримых подвластных ему стран, для того, чтобы в одном месте встретиться с необложенным еще данью народом, в другом с беспредельной равниной моря — непреодолимой преградой для его конных отрядов и истинным пределом его могуществу; точно также я считаю вполне приличным для науки естествознания, этой всемирной завоевательницы нашего времени, если она попытается в минуты досуга, при торжественном случае, обозначить разъясно действительные пределы ее неизмеримого царства.’
Для обсуждения границ науки следует сказать, что такое научное познание природы, что такое научное объяснение и что такое идеал научного знания. Именно так Дюбуа-Реймон начинает свое рассмотрение:
‘Познанием природы, или, говоря точнее, естественно-научным познанием или познанием мира тел при помощи и в роли теоретической естественной науки, называется сведение изменений, происходящих в мире тел, на движения атомов, каковые движения производятся их центральными, независимыми от времени, силами, или же: познание природы есть сведение процессов природы на механику атомов.’
‘Существует тот факт психологического опыта, что там, где подобное объяснение удается, наша потребность в причинности чувствует себя удовлетворенной. Законы механики могут быть выражены математически и имеют туже аподиктическую точность, как и математические предложения. Сведя изменения в мире тел на постоянную сумму потенциальной и кинетической энергии, присущей постоянному количеству материи, нам более ничего не остается объяснить в самих изменениях тел.’
‘Представим себе, что все изменения в мире тел были сведены на движения атомов, происходящих от действия их постоянных центральных сил, тогда вселенная была бы познана в естественно-научном отношении. Состояние вселенной в продолжении одного бесконечно малого пространства времени являлось бы нам непосредственным результатом состояния ее в продолжении предыдущего и непосредственной причиной ее состояния в продолжении следующего бесконечно малого пространства времени. Закон и случай были бы тогда лишь другими названиями для механической необходимости.’
Таким образом Дюбуа-Реймон представляет идеалом научного знания крайнюю форму редукционизма — все сводится к физике, при этом он также цитирует Канта:
‘что в каждом отделе естествознания мы находим настолько собственно науки, сколько в нем есть математики.’
Должен сказать, что такое вступление меня искренне порадовало — получается, что натуралисты второй половины девятнадцатого века отнюдь не боялись редукционизма. У современных натуралистов, пожалуй, такого уже не встретишь — в настоящее время от натуралистов часто можно услышать, что все сводится к биологии, а вот биологию к физике свести нельзя. Без всякого сомнения современные физики идут такой же дорогой как и Дюбуа-Реймон — естественно с учетом изменения концепций физики — но не очень понятно, можно ли назвать современных физиков натуралистами. Например, мне непонятно, можно ли отнести рассуждения о параллельных вселенных к натурализму.
Далее Дюбуа-Реймон разбирает возможность перехода от мира человека с самими разнообразными атрибутами (цвет, запах, вкус и т.д.) к однородному миру движения атомов. Он говорит, что физиология полностью подтверждает такую возможность, поскольку передача сигналов в нервах от разных органов чувств выглядит на самом деле одинаково. Он также говорит следующее:
‘Без чувственных субстанций зрения и слуха весь окружающий нас мир, полный ярких цветов и звуков был бы для нас нем и темен.’
Это полностью соответствует тому, что можно увидеть в утверждениях современных нейрофизиологов: без человека нет звука падающего в лесу дерева, есть только звуковые волны.
Главный шаг в лекции — переход к демону Лапласа. Отмечается, что мы не может достичь уровня демона Лапласа, но предполагается, что если есть что-то, что не знает демон Лапласа, то этого мы уже точно никогда не узнаем. Другими словами, предлагается рассмотреть идеал знания (в данном случае демон Лапласа) и задуматься, что не удастся узнать даже при достижении этого идеала. По-моему, это прекрасный тактический ход.
Большая часть лекции посвящена рассмотрению того, что демон Лапласа на самом деле не знает — что такое материя и что такое сознание. Дюбуа-Реймон начинает с материи. Демон Лапласа оперирует материальными точками и силами взаимодействия, ничего другого для определения перехода мира из предыдущего состояния в последующее не требуется. С математической точки зрения все понятно и прозрачно. Тем не менее, попытки представить себе атом метафизически (такой, как он есть на самом деле) упираются в неразрешимые противоречия.
Я не буду описывать размышления Дюбуа-Реймона, поскольку физика с тех пор существенно изменилась. Однако положение с материей нисколько не улучшилось, а, я бы сказал, даже ухудшилось. В настоящее время все упирается в вопрос, существует ли волновая функция и в этом отношении единства среди физиков не наблюдается и оно пока даже не предвидится. Например, с точки зрения современной физики электрон и другие элементарные частицы являются возбуждениями квантового поля. Попробуйте теперь узнать у физиков, что такое метафизическое квантовое поле (такое, как оно есть на самом деле) и существует ли оно.
С другого конца спектра Дюбуа-Реймон ограничивает знание демона Лапласа вопросом о сознании. Сознание трактуется им как ощущение:
‘Я с намерением употребляю здесь выражение: «сознание», потому-что здесь идет речь о факте духовного процесса даже самого низшего порядка. … сознание на его первой ступени, когда оно проявляется в форме ощущений.’
Современным языком можно вполне сказать, что Дюбуа-Реймон говорит о квалиа и в связи с этим о неподдающейся проблеме сознания. При этом он не ограничивает такое понимание сознания человеком:
‘С первым ощущением боли или удовольствия, испытанным простейшим существом в начале животной жизни, явилось это непреодолимое препятствие и вселенная сделалась вдвойне непонятной.’
Следует отметить, что Дюбуа-Реймон отвергает дуализм. В лекции рассмотрены взгляды Декарта и его последователей, которые пытались связать душу с телом в рамках окказионализма или предустановленной гармонии. Я бы также сказал, что Дюбуа-Реймон не стал бы возражать против термина ‘нейронный коррелят сознания’:
‘Естественно, было бы великим торжеством для нас, если бы мы могли сказать, что при определенном духовном процессе в известных ганглиеновых и нервных трубочках происходит известного рода движение определенного количества атомов. Для нас было бы чрезвычайно интересно, если бы мы могли, созерцая себя умственным оком, видит отражение мозгового процесса, необходимого для решения арифметической задачи подобно тому, как мы можем видеть движение счетной машины; или, если бы мы также знали какая пляска атомов углерода, водорода, азота, кислорода, фосфора и т. д. соответствует наслаждению, происходящему от музыкальных ощущений, какое вращение подобных атомов соответствует высшей степени чувственных наслаждений и какая буря молекул соответствует страшной боли от раздражения тройничного нерва.’
Тем не менее, для Дюбуа-Реймона движение атомов не тождественно ощущению как таковому. Его аргумент напоминает аналогичный аргумент Лейбница про мельницу, ниже я приведу цитату Лейбница, хотя она и не приводится в лекции Дюбуа-Реймона:
‘Вообще надобно признаться, что восприятие и все, что от него зависит, необъяснимо на механических основаниях… Вообразим себе машину, устройство которой производит мысль, чувство и восприятие; ее можно представить в увеличенном виде, сохранив при этом те же пропорции, так что можно будет входить в нее, как в мельницу. Тогда, осматривая ее интерьер, мы не найдем ничего внутри нее, кроме частей, толкающих одна другую, и никогда не найдем чего-либо, чем бы можно было объяснить восприятие.’
Я бы сказал таким образом. Атомы не чувствуют сами по себе, поэтому демон Лапласа не может сказать, какая конфигурация атомов приводит к тому или иному ощущению. Другими словами, знание о нейронных коррелятах сознания не принадлежат физике как таковой — это дополнительное знание, которое следует добавить к уравнениям движения. В этом смысле демон Лапласа им не обладает. При этом даже обладая этим знанием, мы по-прежнему не будет понимать, каким образом движение атомов приводит к появлению ощущений. Знание корреляций возможно, знание механизма — нет.
Конструктивная программа Дюбуа-Реймона, насколько я понял, заключается в следующем. Следует смириться с границами науки и не тратить впустую время пытаясь объять необъятное. Наука должна заниматься решением своих задач в пределах обозначенных границ:
‘Внутри этих границ естествоиспытатель является полным хозяином; он разрушает и созидает и никому неизвестны границы его знаний, его могущества; вне этих границ же он ничего не знает и ничего не будет знать.’
При этом несмотря на то, что мы не можем узнать, как ощущение образуется из движения материи, можно вполне изучать психические явления:
‘В тысяче случаев наблюдает он влияние материальных условий на психическую жизнь. Его беспристрастному взору не представляется никакого повода сомневаться в том, что чувственные впечатления сообщаются так называемой душе. Он видит, что человеческий ум как-бы растет совместно с мозгом и что, по эмпирическому воззрению, существенные формы его мышления усваиваются только лишь посредством внешних ощущений. В процессе сна и сновидений, в обмороке, в состоянии опьянения и наркозном, в лихорадочном бреду, в инаниции (истощенное состояние), в мании, эпилепсии, идиотизме и микроцефалии, словом в бесчисленных болезненных состояниях он видит, что психическая жизнь зависит от всякого продолжительного или переходящего состояния органа.’
Лекция Дюбуа-Реймона вызвала бурную критику со всех сторон. Через восемь лет он решил ответь критикам в лекции ‘Семь мировых загадок‘, в которой он повторил и расширил свои аргументы. Были перечислены следующие проблемы:
1) Вопрос о сущности материи и силы.
2) Проблема возникновения движения.
3) Проблема возникновения жизни.
4) Загадка кажущейся целесообразности устройства природы.
5) Вопрос о возникновении простого чувственного ощущения.
6) Проблема возникновения разумного мышления и связанной с ним членораздельной речи.
7) Вопрос о свободе воли.
Вопросы 1 и 5 взяты из предыдущей лекции. Они объявлены трансцендентными, то есть неразрешимыми. Также трансцендентными названы вопросы 2 и 7. Остальные вопросы были отнесены к трудным, а не к принципиально неразрешимым.
В целом мне понравилось рассмотрение Дюбуа-Реймона. Для него ученый оставался человеком и ученый как человек занимался изучением мира и в том числе человека. С моей точки зрения вполне разумная позиция.
Информация
Дюбуа-Реймон, Эмиль Генрих (1818-1896). О пределах познания природы : Лекция, чит. Эмилем Дю-Буа-Реймондом на втором публ. заседании 45 собр. нем. естествоиспытателей и врачей 14 авг. 1872 г. в Лейпциге : Пер. с нем. — Могилев на Днепре : изд. переводчиков, 1873. Загл. ориг.: «Über die Grenzen des Naturerkennes.»
https://dlib.rsl.ru/viewer/01003585979#?page=1
Gabriel Finkelstein: Emil du Bois-Reymond. Neuroscience, Self, and Society in Nineteenth-Century Germany. MIT Press, 2013.
Неплохое описание семи загадок Дюбуа-Реймона.